Сибирские огни, 1977, №12
-— Что вы сделали с ней? — Вызывающе аппетитна, господин генерал. Ваше выражение. Гикаев видел теперь белые пальцы, удавку черного шнура на з а пястьях, задранное над коленями подвенечное платье, пиджак с бумаж ной хризантемой. Лица не было. — Отвечайте, что вы с ней сделали? — То, что мужчины делают с женщинами. — Гнусная мразь! Подонок! Я шлепну тебя как чумного пороза! — Не надувайтесь, генерал! Тут джунгли...— Рука Лоха оставила темляк и легла на расстегнутую кобуру парабеллума.— Какой-то дурман искушения, господин генерал. Поймите. Потом мало что изменилось. Я отойду к лошадям, а вы... вы решите. — Бардак второй очереди? — Из запавших подглазий генерала — зыблющийся дым королевской кобры.— Нож! Д а не трусьте, вы, гнида! Подхорунжий левой рукой подал генералу финский нож. Тот накло нил голову под рогожу, и рогожа упала, уединяя генерала с невестой. — Я освободил ей руки,— сказал генерал, выходя из балагана.— Выньте кляп и — ходу! Боюсь, за нами уже скачут. — Она вынет сама, ваше превосходительство. Говоря откровенно, я боюсь показывать вам свою спину. Мишень хоть куда! Гикаев презрительно сплюнул и пошагал к Мавру. 5 В доме погашены все огни. Поручик Мышецкий задремал в кресле, закинув голову на его ко жаный валик. Он в нижнем белье и в мохнатых медвежьих шлепанцах на босу ногу. Пол возле его ног белый от луны, на полу черная пепель ница— железная чашечка лотоса с дымящимся голубым окурком, чер ный графин в виде кегли и тонкий чайный стакан с мадерой на доныш ке и лунным молоком выше. — Много ты пьешь, Глеб!— упрекает он себя, открывая глаза, и наливает стакан. Встал. Потащился к письменному столу, пришаркивая занемевшими ногами, нащупал на сукне сйичечный коробок в серебряном футлярчике. -— Много, Глеб. Очень много. Горячий воск зажженной свечи пахнет храмом, исповеданием, на брошенной на голову епитрахилью священника, вино в стакане — сту денческой пирушкой. Когда-то подобные чувства душа его изливала стихами. Обмакнул перо в чернильницу. По бумаге поскакала строка. И вдруг остановилась. Перо размышляюще повисло в воздухе. Зачеркнул. Потыкал себя ручкой в подбородок, походил по комна те. Снова присел, снова поскакала строка. Прикрыл глаза и стал читать врастяжку, как все поэты российские: Руками девушек-берез Земля ловила месяц талый. А он шагал по карте звезд, Задумчивый и величавый. Он шел на солнце... Помолчал, разминая в пальцах катышок воска. З ап а х—- ближе, ост рей и печальней. И темнота с этим запахом стала храмовой. Подошли, обступили бесстрастные лики в копотном золоте, заколебались вытяну тые огоньки свечей, стали склоняться в молитве головы, а когда склоня лись, исчезали лица молящихся.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2