Сибирские огни, 1977, №12

На прием к человеку, носившему обязывающее имя верховного, старый художник шел не один. С ним летела тень Брюсова. «Взять ге­ ниального писателя и отправить в каторжные работы». Он знал, что скажет верховному. С каторжных работ можно и вернуться. Ту, д ав ­ нюю жестокость обличает и доказывает сам гений, создавая после на ­ казания, после Вилюйска и Кадаи свою великую и вечную книгу. Кафу же рука официального убийцы обрывает на полуслове. Здесь нет после, здесь только до. Своей великой и вечной книги она уже не напишет. Торжество этой, новой, жестокости полное. Несчастье России необра­ тимо. В комнате было одно большое окно с множеством массивных пере­ плетов и тремя круглыми цветными стеклами посередине, одно под дру­ гим. Колчак и Пепеляев стояли у маленького столика с бутылками. Свет, сочащийся через цветные стекла, делал их лица неправдоподобно яркими и грубыми. — А, милейший Савва Андреич! Проходите, проходите! — восклик­ нул Колчак навстречу художнику и рукой, затянутой в перчатку, под­ нял со столика походную чарочку из черненого серебра.— Не удивляй­ тесь, адмиральский час, и оттого предосудительные дары Бахуса. Художник поклонился. Свободной рукой Колчак наполнил еще одну чарочку и протянул гостю. ' — Допель-кумель,— отрекомендовал он.— Добрые времена, как видите, сменило питейное безвременье. На ассамблеях Петра подавали только анисовую. Отменнейших достоинств. — Может, несколько позже, ваше превосходительство? — попросил художник, принимая напиток. — Бога ради! — Колчак доброжелателен и светски изыскан.— Вы хотели бы начать с дела? Уступаю с удовольствием. Смею заметить, портрет Станюковича вашей кисти наиболее ценимое и, конечно же, са ­ мое волшебное полотно в моей коллекции. Художник потупился, проводил взглядом руки адмирала, возвра- щавшие на место допель-кумель, и сказал , что некий военно-полевой суд, именем его превосходительства, верховного правителя России, об­ рек к чрезвычайному наказанию расстрелом совсем молодую, полную сил провинциальную большевичку. — Большевичку? — спросил Колчак усмешливо, добрым голосом и поглядел на Пепеляева. Хмуро кивнув, художник добавил, что приговор уже конфирмиро- ван, бумаги готовы и с минуты на минуту будут отправлены для казни. Он же, старый художник, ищет милосердия, понимает, что просит неве­ роятного, и все ж е просит, так как уверен, что пришел туда, где его поймут. — Так сказать, возвращение с того света.— Колчак снова поглядел на Пепеляева. Усмешливая нотка в его голосе уж е не была доброй. По впечатлению, испытанному художником в первые минуты, П е­ пеляев не являл собою образа государственного мужа. Чистюля, по­ жалуй . Умеет носить вещи и д аж е франтоват. Бородка буланже и ко­ роткий бобрик отменно выхолены. Вежлив и, кажется, тонок. Ну, сред­ ний банковский служащий или там метрдотель модного ресторана, присяжный поверенный и уж от -силы — набирающий высоту земский деятель. Но вот адмирал кинул на него взгляд, потом еще раз, и по то­ му, как он это делал , художник вдруг понял, что этот третий в комнате не случаен и далеко не прост. — Ну, а кто она? — спросил Колчак.