Сибирские огни, 1977, №12

— Вот что, ребятишки! — сказал он.— Разговор, как видите, не про­ стой. Подымите чуток в старой горнице, а потом все сюда гамузом. Я позову. — Что ты их гонишь, секретарь? — вступился Григорий и встал.— Тайна? Так в чем же она: Гришка вильнул, продался белым? В этом зло­ вонном слушке? Поклеп! Я говорю: поклеп и хочу услышать своих обви­ нителей, здесь, в глаза. Вы — круг равных, и я, равный, перед вами. У всех на виду. — Погончики на виду, ничего не скажешь! — откуда-то из-за других подал голос Грачев и смущенно покашлял. — Погончики — маскарад, Грачев... Словом, давайте в открытую: вы обвиняете меня, я — вас. — Ты — нас? — Чаныгин пыхнул цигаркой и тоже поднялся.— Мо, жет, уточнишь, в чем? — А ты и не понял? — Григорий обернулся на Чаныгина, скользнул взглядом по его руке, взял из нее цигарку; рука его вздрагивала.— Вот сейчас ночь. Тут у вас лафа, как у маменьки, песня... А Кафу, представь, везут на расстрел. — Не везут, Гриша. — А ты представь... Везут! — Григорий сделал жадную затяжку, расширяя глаза и бледнея скулами.— Могут, Степан, могут! — Когда повезут, мы будем там... Иван! Чего не скажешь, как об­ стоит дело? — Чаныгин искал Ивана глазами. — А меня, Степа, никто не спрашивает,— отозвался тот. — Дело мы ставим железно,— сказал Чаныгин Григорию.— Все бу­ дет в порядке. — А я думал: тюрьма уже лежит на боку и весь народ на воле. Бу­ дет — это еще будет. — Не учи ученого, умник,— вознесся над головами насмешливый фальцетик Грачева.'— Сыми сначала шкуру! — Тут ты прав, Грач. Только вот замены для шкуры нет. — Найдется,— пообещал кто-то из коридора. Григорий глянул на голос, вернул Чаныгину цигарку, распоясался, поймал гимнастерку на лопатках и, оберегая раненый висок, стал стяги­ вать ее через голову. Днем позже комитет большевиков устроил Григория в литейку де­ по болторезом. Но близость станционных строений и служб, комендатуры чехов, пункта военного контроля тут ж е навела на мысль, что предприя­ тие это слишком рискованно. Григорий перебрался на балластный карь­ ер, что прятался со своими вышками в холмах за Порт-Артуром, и стал подвозить балласт к узкоколейке. Шляпа, традиционные для ломовиков приискательские шаровары, сапоги с очень короткими голяшками, кушак Тараса Бульбы, наконец, марлевая повязка неузнаваемо преображали его наружность. По документам безукоризненных достоинств это был теперь солдат-беляк, списанный с тонущего корабля армии верховного правителя по причине контузии и ранения, которые он получил, якобы, в «горячем деле» под Златоустом. 5 Была ночь. И дождик. Из глубины коляски с поднятым верхом Мышецкий видел спину возницы, предрассветное небо, а время от времени и скачущего стороной