Сибирские огни, 1977, №12
Бери трубку! Слышишь! — Он дышал тяжело, нервно жевал ртом. Посылай гонца: гусара, письмоводителя, министра. Иди сам. И не вздумай врать, не вздумай! Вологодский рассмеялся, открыл и резко закрыл портсигар. Воз никший при этом звук словно подбросил канарейку. Она подпрыгну ла на жердочке, вставая к премьеру другим боком, и пустила чарующую трель. • А какова! восхитился премьер, направляясь к чеканной две ри.— Я, конечно, сукин сын. Что верно, то верно. И крикнул в притвор: — Максимушка! Вошел секретарь. Легкими касаниями пальцев поправил и без того безупречную шевелюру. Премьер что-то шепнул ему, тот кинул стреми тельный взгляд на художника и — громко, с удовольствием: — Слушаюсь, господин председатель! Премьер подбросил портсигар на ладони и, пряча его в карман, ска зал художнику, что через час, полтора Максим добудет о Кафе самые достоверные сведения. А сейчас он, друг Саввы, приглашает его на тор жества по поводу открытия временных присутствий Правительствующего сената. Там будет, разумеется, и Колчак. И туда же прискачет Максим с известиями. Петр I не только охотился за боярскими бородами. Он еще и при хлопнул Боярскую думу, поставив на ее месте Правительствующий се нат. По букве Петрова указа новому верховному учреждению империи монарх уступал часть своего могущества: «Мы определили управитель- ный Сенат, которому всяк и его указам послушен, как нам самому, под жестоким наказанием или же и смертью смотря по вине». Третья россий ская революция — Октябрьская — упразднила сенат, но господа сенато ры, не признав законной силы за распоряжениями «самочинной органи зации», постановили на своем собрании неуклонно исполнять возложен ные на них обязанности, доколе возможно. Однако возможностей не оказалось. Пришлось расставаться с сенаторством, официально считав шимся в чиновной России венцом служебной карьеры, и, тайно от боль шевиков, бежать к Деникину, Хорвату, Корнилову... Теперь же, как ут верждали газеты, детище мудрейшего из русских императоров вставало из руин, обретая вечность, прерванную насилием. Дамы, дамы и дамы... Их оживленные голоса, смех, наряды, звуки духового оркестра, снующие меж гостей официанты с напитками на под носах, свеже навощенный, широко открытый, зовущий паркет зала — все это скорей говорило об увеселительном вечере, о бале, чем о торжествах открытия общего и двух кассационных департаментов. Но вот через бо ковую дверь в зал потянулись господа сенаторы, плешивые, седые, очень толстые и очень тонкие, в новых мундирах со старыми орденами и лен тами, и голоса прелестниц сразу же смолкли или же прикрытые веерами зазвучали едва слышно. Потом за каждым пустующим сенаторским креслом (темного дерева с прямой высокой спинкой и резным двуглави- ем орла) возникла фигура воина-охранителя в белом мундире, по залу проследовал, шелестя пышным облаченьем, высокопреосвященный Силь вестр, архиепископ Омский и Павлодарский. Где-то в городе ударил ко локол, тишина стала кладбищенской, и теперь уже никто не посмел бы вообразить себя на балу. Со своего места Савва Андреич хорошо видел всю картину церемонии.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2