Сибирские огни, 1977, №12

, — Видите ли... Я располагаюсь над вами. Я художник и почти каждый день работаю на балконе. . — Ну и работайте на здоровье. — Но ваши гости, сударыня. Этот граммофон. Чад, хлопающие пробки. Наконец, эти бесконечные, несдержанные и громкие разгово­ ры.— Он передохнул.— Я привязан к своему балкону, только отсюда мне открывается натура... — Премиленькая история!— Д ам а протянула руку к висевшему на стуле халату .— Деньги плачены, а поговорить выходи на улицу? Вечером того ж е дня художника остановил у церкви ' элегантный господин в лаковых гамашах. — Полагаю, это вы сегодня были в моем номере? — спросил он бесцеремонно. — Очень возможно. — Тогда объясните, по какому праву вы переступили чужой порог? — А где были вы в это время? — усмехнулся художник. — Л еж ал на кровати за ширмой и слушал.— Господин в лаковых гамашах подошел к художнику и с неожиданной фамильярностью по­ играл лацканом его пиджака.— Но согласитесь, женщина! Вы застаете ее голой, и она кричит: боже! * Это знакомство восходило к дружбе и было весьма долгим. Д ам а манерами для винчестера исчезла сразу же, были другие дамы, другие встречи, были годы на глазах друг друга, но курьез первого дня случа­ лось всплывал в памяти приятелей, привнося в их отношения живую, забавную и, конечно же, милую нотку. Вот и сейчас, выслушав доклад секретаря о том, что в приемную приходил, ждал , томился и ушел один Старый ходатай, назвавший себя художником Поповым, Вологодский увидел перед собой номера Хомутинникова с мезонином и голубятней, полотно Саввы, самого художника в хорошо отутюженной черной паре, услышал его уверенный, чуточку ироничный голос: «А где были вы в это время?» — Слушай, Максим,— вскинутые на секретаря глаза Вологодского были игривы.— Ты, конечно, знаешь, как называется эта... Ну, ленточ­ ка, что удерживает на милом дамском плечике ночную рубашку? Премьер ворохнулся, поддел в воздухе большим пальцем что-то воображаемое и рассмеялся. — Бретелька! — с радостной готовностью воскликнул секретарь и заговорил вдохновенно, как поэт: — Уверяю и заверяю, господин пред­ седатель! Хоть под присягой, господин председатель! Бретелька, бре­ тель. Истинно французское. Франция, шик паризьен! — Помолчи, пожалуйста! — отмахнулся Вологодский.— Как он вы­ глядит, этот художник? Дуб древний? — Как в притче: брадою сед, костью храбер, умом свершон. Все убивался, все ворчал, дескать, как можно заседать целых полсуток. Может, завернул куда — это о вас. — А что у него — не говорил? — Приехал спасать какую-то девчонку. Считал минуты. Глаза шальные. — Тогда вот что, Максим,— Вологодский повел пальцем по бумаге, прижатой бокалом с карандашами .— Номер три. Составишь письмо- приглашение по форме три. — Слушаюсь, господин председатель! — Это избавит его от лишних петляний по коридорам И пошлешь нарочного. — Слушаюсь, господин председатель! — Шикарного гусара или там драгуна. Чтобы гаркнуть мог, как надо, и шпорами... Понял? Не просто звон, а полька-«Бабочка».