Сибирские огни, 1977, №12
А вот есть ли у нее серебряное семейство и все эти лопаточки и си-, течки? Сомнительно! 2 Письмо, в начале которого стояло обращение: «Мой милый, мой добрый Олень», стало предметом довольно темпераментного рассмотре ния и еще в одном месте. Благомыслов приветствовал генерала, едва переступив порог. Его борода и локоть козыряющей руки пошли вверх одновременно и з а стыли. — Здравв желламм , гдинн генерал! В шуточной лихости этого жеста, как и в отменно бравом, солдат ском гавканье таилось неуважение к священному акту приветствия, к солдату, который вышучивался. Выдавало себя желание выглядеть з а кадычным приятелем, любая выходка которого воспринимается как ми лое чудачество, как дань дружбе. Гикаев с неудовольствием повел гла зами в его сторону и пригласил проходить. — Явился засвидетельствовать самое глубокое почтение,— сказал Благомыслов, наблюдая за тележкой с напитками, которая после хлоп ка генерала медленно вкатилась в его кабинет на своих маленьких ме лодичных колесиках и заняла место между хозяином и гостем. — Только для этого? — поинтересовался генерал. — Прежде всего для этого,— уточнил гость. Он бережно взял с тележки сосуд, укутанный в салфетку, пробка которого была наполовину вынута, и потянул ее зубами. Пахнуло аро матом старого благородного вина. — Простите, что так,— сказал он.— Слишком сильное желание де лает нас зулусами. — Зулусы не пьют ежедневно,— возразил генерал и, взяв бутылку из рук гостя, наполнил чарки.— Так что же вас привело ко мне, пол ковник? — У меня новости, ваше превосходительство.— Благомыслов от хлебнул напитка и самозабвенно зажмурился, отдав должное виноделу и гостеприимству хозяина.— Вчера, как помните, я подал мысль: ис чезновение кого-либо из нас, скажем, Мышецкого, могло бы возбудить ярость офицерства против большевиков. — Не просто исчезновение, а смерть. Вы имели в виду смерть. — О, поправка, делающая честь вашей памяти! — Благомыслов нашел возможным зажмуриться и по этому поводу. — Итак, новость,— потребовал Гикаев. — Извольте, ваше превосходительство. Мышецкий предпринял ра з бойное нападение на Лоха. В некоторой метафоре, конечно. Едва ли не угрожая пистолетом, принудил отдать писыую сестры Кафы. Милый Олень, я благоразумна, как сам Аристотель, пармские фиалки... Слова там хорошие, но это тайный код. Письмо обещало нам след Рискового. — Не мутите воду, полковник! Никакого следа вам это письмо не обещало. — Но согласитесь: это беспрецедентно. В споре между контрраз ведкой и Кафой, между диктатурой верховного и швалью, осужденной к вышке, добрейший поручик принимает сторону Кафы. Наш с вами враг оказывается под крылышком нашего друга. Письмо передано Кафе.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2