Сибирские огни, 1977, №12
бы он от жизни ни просил». Он соединит несчетные миры, будет девать указы миро зданиям, сделает людей бессмертными и, может быть, даже воскресит прошлые по коления. Ярослав Васильевич предложил: — Сделай подзаголовок — «Спичечная фантазия». Борис Кауров принес стихи о судьбе де рева, лишенного рук-ветвей, расчлененного, превращенного в тонкую соломинку. Автор утверждал, что все-таки эта судьба завид на, так как дереву удается вспыхнуть ты сячью огней. Далее шли лирические раз думья. Поэт не боится никаких испытаний, ни самой смерти, боится только прожить жизнь, никого не согревая и не зажигая. Я погаснуть готов На жестоком ветру. Но хочу заронить Золотую искру. — Если от спички заронить искру,— за метил Ярослав Васильевич,— будет пожар. И вот месяца через два, теперь точно не помню, Борис Андреевич Кауров показал мне опубликованное в каком-то москов ском издании стихотворение Ярослава Сме- лякова «Спичечный коробок». Очень точно описал в этом стихотворении Ярослав Васильевич и спичечную фабрику, и свои впечатления о ней: ...Солнце греет несильно По утрам в октябре. Острый привкус осины На фабричном дворе. Вся из дерева тоже. Из сосны привозной. Эта фабрика схожа Со шкатулкой резной. И похоже, что кто-то. Теша сердце свое. Чистотой и работой Всю наполнил ее. Тут все собрано, сжато. Все стоит в двух шагах. Мелкий стук автомата В невысоких цехах. Шебаршит деловито В коробках мелкота — Словно шла через сито Вся продукция та. Озираясь привычно, Я стою в стороне. Этот климат фабричный Дорог издавна мне. Тот же воздух полезный. Тот же пристальный труд. Только вместо железа Режут дерево тут. И большими руками , Всю работу ведет У котлов, за станками Тот же самый народ. Не поденная масса, Не отходник, не гость.— Цех рабочего класса. Пролетарская кость. Непоспешным движеньем Где-нибудь на ветру Я с двойным уваженьем В пальцы спичку беру. Повернувшись спиною. Огонек, как могу. Прикрываю рукою И второй — берегу. Прочитав это стихотворение, мы поняли суть замечаний Ярослава Васильевича о стихах Фролова и Каурова. Кстати сказать, из многих критических за мечаний, какие я слышал в адрес моих стихов, часто вспоминаю два. Одно исхо дило от М. А. Светлова (я расскажу о нем позже), другое — от Я. В. Смелякова. Как-то, читая мою рукопись, Ярослав Ва сильевич отложил все стихи о деревне. Мне казалось, что он хочет положительно отме тить их, что они близки ему, так как воспе вают труд и сельских тружеников. Но Сме- ляков отметил эти стихи совсем иначе. — Все они пригодны для печати. И, бо лее того, их будут охотнее печатать, чем другие твои стихи. Но те, другие, гораздо лучше. Потому что в них есть автор, с его отношением к жизни. Те — твои стихи, а это стихи, которые ты сочинил. «Спичечный коробок» не принадлежит к числу шедевров Ярослава Смелякова. Но это — его стихотворение. Простая история этого стихотворения как бы иллюстрирует известное высказывание поэта в статье «Несколько слов о себе»: «Сама жизнь наполнена большой и малой поэзией, и назначение поэта заключается в том, чтобы увидеть эту поэзию жизни и талантливо и достоверно занести ее на свои страницы». «Если приравняете меня к карманному фонарику...» О первой встрече с Михаилом Аркадьеви чем Светловым мне уже довелось расска зать. Больше всего тогда поразил меня очень мирный, очень штатский облик авто ра «Гренады» и «Каховки», тем более, что в годы Отечественной войны разнесся слух о фронтовых делах Светлова: не выходил с передовой, один взял в плен не то двух, не то трех фашистов. Познакомился я с Михаилом Аркадьеви чем в 1953 году. Написал тогда первую свою пьесу «Ползунов». Да не просто пье су, а пьесу в стихах. Отрекомендовал меня Светлову Александр Яковлевич Яшин. Было это коротким декабрьским днем в ЦДЛ. Недели за две до этого мы с редактором Г. В. Граковым закончили работу над пье сой, и именно в этот день завершились все формальности с ее прохождением. Поде лился этой радостью с Яшиным, и 'он, пред ставляя меня Светлову, заметил: — Между прочим, с него причитается. Получил разрешение на постановку пьесы. — Бывает,— отозвался Михаил Аркадь евич.— Одному моему знакомому не так давно целую оперу разрешили. Мы скромно отметили дату официального разрешения пьесы и вместе вышли на у,ли- цу Воровского. — Кому куда? — спросил Яшин. Ближе всех было мне. Я жил рядом с ЦДЛ, в доме, где помещается правление Союза писателей СССР. Там, в полупод вальных комнатах квартировало несколько семей. Я снимал комнатку у Киреевых. Ее вре менно уступила мне Алла Киреева, будущая жена Роберта Рождественского, тогда сту дентка Литинститута, а сейчас литератур ный критик.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2