Сибирские огни, 1977, №12

От большого поэта слова как манны небес­ ной ждут. А от меня кто чего ждет? Чита­ тель, какой и был, меня забывать стал. А в издательство придешь — директор как уви­ дит стихи, так у него физиономия стано­ вится, словно кислицы хватил. Большому поэту одной образности мало. А окажись достаточно, каждый алтаец был бы великим поэтом. Нужна еще философия, и авангардность нужна. Поэт должен быть впереди, в разведке. Вот когда я агитиро­ вал в стихах за колхозы, хотя и писал «в простом крестьянском роде», это имело успех. У меня это стихотворение «Слово» так и начиналось: Товарищи! Свежеет май в природе. Выходит зелень на простор лугов. И я хочу в простом крестьянском роде Сказать немного задушевных слов. Потому что трогал тогда туго натянутые струны. Так натянутые, что их только чуть задень, и они зазвенят. Но вообще-то мы, провинциалы, все больше в обозе, а не в разведке. История моих «Сайгалаты» и Демжая 1— все это повторение пройден­ ного. Конечно, и прототипы у моих героев были, и много в этих поэмах увиденного, выхваченного из жизни. Но и в том нужно рризнаться, что многое я подгонял под го­ товую схему. Может, если бы смелее по жизни шел, сюжеты были бы своеобразнее. Ты прав — образность в стихах многое спа­ сает. Плыли тучи издалека. v От воды тянуло мглою. Да орлы, роняя клекот. Все кружили над скалою. Да ручей, живой, холодный. Все синел, в долине роясь. Словно кто-то мимоходом Обронил там синий пояс. Конечно, чтобы это написать, нужно по­ бродить по Алтаю, за столом не придума­ ешь. Но ведь стихи-то не спасать должны. Зачем из строк спасательную команду де­ лать. И талантливость поэта не в одних строках, не в одних образах... Большой поэт большой жизнью живет. Только опять-таки это органично должно быть. Иные на стихи передовицы перекла­ дывают, думают, что от этого их стихи ак­ туальными становятся. Думают, если из «Правды» статью зарифмовать, станешь партийным поэтом...» Илья Андреевич говорил и о своих пла­ нах. «Хочу спуститься с гор. В степь. Писать о своем, о русском. Писать остро, проблем­ но и сочно»... После этой встречи меня все время тя­ нуло к Мухачеву. Да и он относился ко мне хорошо. Пере­ писки у меня с ним не было, но в письмах к Ф . П. Елькову поэт часто вспоминал обо мне. 1 В 1935 году И. Мухачев написал поэму «Сайгалата» об алтайской пастушке, в 1941 закончил поэму о бедняке-охотнике — Дем- жае-алтайце. В 1949 году я неожиданно оказался без работы. Грозный приказ гласил: «За грубые политические ошибки от работы освобо­ дить. Выходного пособия не выдавать». Год спустя приказ этот, как совершенно безосновательный, был отменен, и я вер­ нулся на редакционную работу. В это время получил от Ильи Андреевича незабываемое письмо: «4 декабря 1949 г. Дорогой Марк! Пусть не печалит тебя, что ты оказался в опале. Опала роднит нас с настоящими поэтами. А в том, что ты убежденный ком­ мунист, думаю, не сомневаются даже и те, кто делает все эти пакости. Фома писал мне, что тебе приходится туго и ты таскаешь на себе вязанки дров с базара. Ничего, Марк, это все посев, кото­ рый не может не взрасти. Кстати, об этом есть у меня неоконченное стихотворение: Поэзии нужна не сладость. Поэзии нужнее соль. Исток поэзии не радость. Ее исток крутая боль. Ее печали не измерить — Она светла, но глубока. И в этом может нас заверить Лихая песня ямщика...» В связи с этим письмом хочется отме­ тить, что отзывчивость, готовность прийти на помощь младшему, часто гораздо мень­ ше сделавшему в литературе собрату, то есть подлинная интеллигентность, свойст­ венна многим писателям, вышедшим из простого народа. Таков сын сибирского таежного охотника Георгий Мокеевич Марков, умеющий ото­ двинуть самые важные дела, чтобы нето­ ропливо, чуть наклонясь вперед, выслу­ шать своего товарища. Выслушать чутко, сочувственно, где с доброй улыбкой, где молча, где снимая волнение, боль, нелов­ кость кратким дружеским замечанием. У нас, на Алтае, пожалуй, трудно назвать писателя, который бы не обращался к «на­ шему Мокеичу», как называют его литера­ торы между собой, и не получил бы от не­ го помощи и поддержки. Таков и выходец из кержацкой крестьян­ ской семьи Афанасий Лазаревич Коптелов со своей мудрой рассудительностью, спо­ койным раздумчивым «значит вот, да!». Перебирая его письма, и сейчас с теплым чувством перечитываю: «Не пора ли Вам вступать в Союз. Вы — литератор, достой­ ный членского билета» (9 февраля 1951 г.). «Рад, что Ваша пьеса шагнула на Урал, пусть пробирается дальше к Москве» (5 но­ ября 1955 г.). «Прочел Вашу рукопись и горячо рекомендовал для журнала» (25 августа 1960 года). Или о других товарищах: «На русском языке вышли книги Л. Кокышееа и Э. Пал- кина, Это очень хорошо! Но пора уже вы­ пустить на русском языке и А. Адарова. Есть у него, сами знаете, отличные стихи в прекрасных переводах» (4 сентября 1964 г.), «Наде бы подумать о хорошем издании в Барнауле Павла Кучияка, замечательного певца своего края» (10 декабря 1961 г.).