Сибирские огни, 1977, №12
Навстречу ему надвигалось сиявшее фосфором стремя протоки, де ревянный мост, островерхая сторожевая башенка сорочьего цвета, часо вой, бочка с песком. — Остановитесь! — сказал он шоферу, открывая дверцу автомоби ля.— Немного разомну ноги. А вы следуйте, конечно. Обождете меня за мостом, на косине гривы. Выбрался на дымящееся туманом, слегка-влажное дощатое покры тие моста, не сразу толкнул за собой дверцу, постоял, что-то соображая, наклонился, взял корзину и медленно пошагал вдоль парапета. Прямо перед его глазами колонна есаула Аламбекова шагом проследовала через мост и теперь лезла на белый песчаный яр, вся на виду — от пер вого до последнего всадника. Среди пик то появлялась, то исчезала фигура Кафы со связанными за спиной руками. Мышецкий остановился, поставил корзину к перилам и, сунув руки в карманы плаща, замер, провожая ее взглядом. Он видел только ее. Конники одолели кручу, голова колонны скрылась за яром, не стало видно Кафы, а он все стоял и глядел, теперь уже без всякой надежды увидеть ее снова. Вода, обегавшая длинный лохматый залом, курлыкала печальным журавлиным зовом. Он перелез парапет, покосился на то место, где зву чал этот живой, печальный, зовущий голос, и оступился навстречу вечной безмолвной ночи, обещанной человеку от рождения самой жизнью. Наверно, любящая душа, всю жизнь преданная одному сильному чувству, узнает об уходе любимого раньше всех. Наверно, есть какие-то, ей только присущие токи, которые наполняют ее тревогой и гонят по земле ради спасения любимого повелительней, чем набат над горящим городом. Иначе не объяснить, почему экипаж на оранжевых колесах с такой сумасшедшей стремительностью увлекал в то утро полураздетую, взлохмаченную женщину, почему, заметив на мосту корзину, она соско чила возле нее и стала в ужасе озираться по сторонам, словно из воды поднимались, окружая ее мертвым кольцом, бесчувственные, злые и мерзкие призраки. А конники за гривой крутили цигарки, переговаривались, дорога об ходила осинник и, слегка фиолетовая от суглинистой почвы, бежала через пустошь к одинокому холмику. Казнь зла Повествование четвертое Они убили тебя. Но в наших артериях дышит огнем твоя алая кровь. И лицо твое повторено в миллионах лиц. И тело твое стало частью нашей земли. Гауссу Д и а в а р а.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2