Сибирские огни, 1977, №12
— Это уже прогресс.— Она глядела на него с оттенком любопыт ства.— Ну, и что же? — В подобной игре открывают все карты.— Он закурил и, вращая сигару в пальцах, любовно оглядел ее, проверяя, со всех ли сторон оди наково обгорел ее кончик.— Потрудитесь открыть все свои карты. «Все» прозвучало как «фее», и только одно это слово выразило враждебность. — Конечно, господин прокурор.^- Она подумала, продолжая гля деть на него, и поправила воротничок жакетки. Пальцы ее задержались и чуточку дрогнули.— Мышецкий, как знаете, едва не выпустил всех политических. Пустая тюрьма! Картина на все сто! Но сей милый ин теллигент был того...— Она выразительно щелкнула себя по шее.— Та кие номера удобнее делать с трезвой головой. Во всем ее виде теперь читалось вдохновение. — Пустая тюрьма! Идеальное состоит в этом. — Понимаю. В ворота не только входят, но и выходят. Доверие ваше трогательно. Бла-го-да-рю! — Он поклонился, йыкатив счастли вые глаза, и замер с прижатым к груди холеным подбородком.— Те перь, пожалуй, вы покажете мне конфетку? — Теперь я продолжу. Освободить политических вы могли бы от крыто. Приказ! Такого-то числа, номер такой-то, там-то. А что, если , вписать в него и исполнение других требований забастовщиков? — Х-хо! Идея! — Забастовщики кричат, грозят, что делать вашему брату... Это могло бы выглядеть как гибкая тактика. И тогда ваши враги... У кого их нет, господин прокурор... И тогда ваши белые враги, уточняю, стали бы искать в этом скрытый и мудрый смысл. Потом верните мои кар тины! — Что же в итоге? Он стоял боком. В прижмуре его глаз вновь замерцала, заж атая веками, острая тоненькая льдинка. — Конфетку не обещаю. Жизнь за спасение многих жизней. И еще— дом. Вам уже не надо будет скитаться по Европам и просить на язы ке, которого никто не понимает. Дом! Разве это мало?! — Гарантия? — Честное слово подпольщиков. Как только народ прибьет Колча ка, вы явитесь в ревком и там... — Явка с повинной; так сказать? Ха-ха-ха! Глотов заколыхался. Льдинка потонула в прижмуре и то вспыхи вала, то меркла, но лицо не смеялось. Смех жил без лица. — Спасибо за спектакль, за милую импровизацию,— сказал он уч тиво.— Вы меня изрядно позабавили. И знаете, что я подумал? Худож нику по натуре подвластно всякое искусство. Итак, явка с повинной не состоится. Увольте-с! Руки вдоль тела. Щелчок каблуками. — Остается в силе мое предложение. А сроку вам для размышле ния — сутки. Сут-ки. Чтобы вызвать конвойного, он поискал под столешницей кнопку звонка и, не найдя, крутнул ручку телефонного аппарата. Вызываемое лицо не ответило. Нечленораздельно поворчал, поглядывая на дверь. За дверью послышалось едва различимое вкрадчивое движение. Пере вел глаза на Кафу. Глаза спросили: «Мне не померещилось?» Она отвернулась к окну. — Я приглашу вас завтра в это же время,— сказал Глотов, при слушиваясь к двери, но звук не повторился.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2