Сибирские огни, 1977, №12
упали, грубые прелести не пьянят, и он уединяется с одной леди Гледис Лестрендж , в прошлом придворной дамой, монахиней, содержательни цей опиркурильни в Танжере, танцовщицей в тунисском кабаке, истори ком и поэтессой,, и для того лишь, чтобы изучать оккультизм. Они д ела ют это вдвоем. Сэр Дж ерард уже не в состоянии вкушать от всех пло дов, дарованных человеку богом. Но он не изменился и, как прежде, следует золотой истине: «Жизнью пользуется живущий». Где-то у р а з валин древнего Тингиса, в зыбучих песках, среди пальм он возводит виллу, воплотившую в себе все лучшее, что мог бы предложить маври танский стиль. Роскошь эта очаровательна, удобна, а служит она рань ше всего ему самому. Она — его наслаждение, и уж никак не средство удивлять других. Он ставит у себя чудный балет «Харикс из Мемфиса». Народу набирается немало, но вот ставит Дж ерард этот балет не для них. Д л я себя. Фрески, навеянные «Книгой, мертвых», порфировые ко лонны с капителями, арфы и свирели, черные парики, настоящие др а гоценности в тиарах жрецов — все это делается для него. Жрец спра шивает: «Что такое человечество?» И отвечает: «Одна стадия в разви тии бытия. То, что есть — было, что было — будет вновь». И это для него. Это его философия. Сэр Дж ерард дарит красавицам дорогие и непременно смелые наряды. Но делает это не из соображений кого-то облагодетельствовать. Все проще в подлунном мире: он рассчитывает наблюдать потом и наслаждаться видением, чарами полуголого женско го тела. Горят люстры, плывет наяда. Сэр Дж ерард изучает Египет вре мен пирамид и фараонов. А для чего? Чтобы тут же публиковать свои маленькие, спорные и всегда сенсационные открытия, упиваться впечат лением, которое эти открытия производят. — Он жив еще? — спросил Мышецкий. — Иначе бы я не пригласил вас. — Я здесь ради него? Тогда, что же: он пожаловал к нам сюда? — Послал гонца. Впрочем, потерпите, не все сразу. Ваша хозяйка состарилась с нами. Глотов стал припоминать, какими были вензеля на чайном и столо вом серебре сэра Дж ерарда, и так как делал это несколько театрально, Мышецкий подумал, что живописания его шефа о богаче из Лондона могут и не отвечать строгой правде. — Д ж е р а р д— мой учитель,— сказал Глотов. И уточнил: — Учитель жизнеповедения. — В том числе этого? Глаза поручика показывали на уникум господина Ххо, на его кол- лекцию вееров первых красавиц мира. Они располагались тремя рядами от потолка до карточного столика и на обоях темного бордо выглядели, как фантастические бабочки р а з ной величины — золотые, черные, серые, красные,— которые почему-то построились, как гуси, и держат путь в обетованную страну Любви. Возле каждого была прикреплена фотография дамы редкой красоты, но думать что именно эта дама подарила господину Ххо этот веер из пла стин черного дерева, из лавра, бамбука, с крашеными перьями страуса или без оных, означало бы поверить и в легенду о том, что прокурор Городищ некогда держал в руках ложечку с египетским вензелем сэра Дж ерарда. _ Нет! — сказал Глотов,— В любви у меня своя тропка. Пара гнедых, пара гнедых. теперь они оба глядели на веера.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2