Сибирские огни, 1977, №12

Трубка его форсиста, вырезана из карельской березы, реденько набиты на ней пистоны красной меди. Продолжая молчать, дымит, по­ глядывая на конторку. — У начальника разговор длинный,— сказал Григорий, скручивая цигарку.— А у нас дело минутное. Послюнявил бумажку, подмигнул с приятельской ухмылкой. — Ну? Раз и квас? — Фельдфебель заграчит. — Что он, эконома обыскивать будет? — Д а и куда спрятать? — Я ж тебе еще в тюрьме говорил: под передок. Пистолет к писто­ лету, каждый в тряпочке. Сверху брезент и торба с овсом. — Повесить могут. — Могут. Будешь ворон считать, повесят. Дурака и в церкви бьют. Задымили в два дымокура, парняга нащупал за спиной край ходка и влез. Ходок скрипнул раз, другой и умолк. — Братаны у тебя, вроде, похрабрее,— сказал Григорий. — Откель знаш-то? — Д а мы их утартали вчера. К Деду. Вся заимка подалась в пар­ тизаны. Давай не тяни. Продерни под навес, ходок оставишь на меня, а сам в конторку. Спросишь о чем-нибудь эконома или просто постоишь у притолоки, почешешь язык с ребятами. — А тятька? — Что тятька? А! Тоже там. Ездовой докурил трубку, выбил о каблук, почистил мундштук от нагара желтой проволочкой, посипел, проверяя как пропускает воздух, и, сунув трубку в карман, подхлестнул коня вожжой, выправляя к навесу. Из-под навеса он выходил, подтягивая поясок на рубахе, обмахнул сапоги и легко шагнул на приступочек конторки. Все шло к нападению на тюрьму. Присяжный поверенный Пинхасик получил от Саввы Андреича и передал Ксении Владимировне — так было условлено — две телеграммы о приеме у Колчака. Первая состояла из одного восторга: адмирал вы­ казал благожелательность вождя, широкую и беспримерную, Кафа по­ милована. Вторая была набором эзоповских выражений, не то шуткой, не то бредом помешанного, и только пылкое профессиональное вообра­ жение адвоката и его тонкий ум нашли в ней суровое предостережение: Кафа в опасности, спасайте! Большевики и прежде не ставили на эту карту большой ставки. Это был вариант второго ряда: на роль непре­ менного милосердца Колчак не годился. Савва Андреич еще ехал туда, в Омск, а здесь, в Городищах, уже отковывался в подробностях план освобождения узников «равелина Робеспьеров». С получением же от старого художника второй телеграммы подпольщики определили время икс: день и час налета. Обе воюющие армии — красная и б е л а я—-и оба правительства гля­ дели в эти дни на Восток. Красные видели в той стороне освобождаемые пространства, миллионы тружеников, жаждущих избавления от дикта­ тора, от штыков интервентов, белые — дорогу бегства в чужие пределы. В никуда. Белые еще могли отвоевывать проигранные версты, но уже не могли выиграть войны. Колчаку не мнился уже ни кайзер-флаг над гро­ мадой линкора, ни белый конь триумфатора. Как и прежде, он планиро­ вал дипломатические романы и сражения, подписывал приказы и указы, учреждал новые и новые установления: то Земское собрание, то еще один департамент Сената, но эта игра старыми императорскими игруш