Сибирские огни, 1977, №12
Взметнувшийся вдогонку за ее телом подол длинной красной юбки. Дьяволица, творящая огонь! — Все дело в маме,— сказала она, поправляя за плечами свою де моническую гриву.— Этот наряд я надела на станции Мысовой у Бай кала. Даю слово! Потом она сказала, что тогда ее отец, пытавшийся разоблачить подрядчиков, что набивали карманы на подлогах и приписках в службе тяги, был изгнан из Городищ, почти год мыкался с семьей в поисках р а боты и, наконец, устроился составителем поездов на этой вот Мысовой у священного'моря. Так как барак, в котором они жили, стоял в двад цати шагах от железнодорожного полотна и она выбегала играть на Великий сибирский путь, пристраивалась на корточках между рельсами или садилась на рельс и раскладывала на нем свои пестрые лоскутки, мама сшила ей красное платьице. И уже не боялась за девчонку. Маши нисты далеко видели живой сигнал и сгоняли ее с полотна гудками, а случал’ось, и останавливались, чтобы надрать уши. — Красный цвет — цвет крови и жизни,— сказала она сурово.— Думаю, и сейчас он прикрывает меня своим щитом. — Торопитесй и поменьше риска.— Мышецкий поклонился и на правился к выходу. Она перегородила ему дорогу. — Минутку, поручик. Вы должны нам помочь. — Кому это — нам? — Подполью. — Снова риск? — Все новое, честное и, наверно, все настоящее от риска. Путеше ствия, открытия, революции... Может, легенда... Но я слышала о птице, у которой вся жизнь — один полет. Она только в небе, никогда не садит ся на землю, всегда летит, всегда рискует и творит жизнь. Наверно, риск и жизнь это одно и то же. — Рискуют все, берегутся не все,— сказал Мышецкий, прислуши ваясь к шагам Ь коридоре.— Что же касается содействия вашим друзь ям... Я польщен, коцечно... — Отказ? — Нет. Я должен привыкнуть к положению, в которое вы меня ста вите. День, другой, не дольше. Кафа, в свою очередь, прислушивалась к шагам за дверью и, как только они повернули обратно, сказала, что помощь, о которой она на мерена просить, не криминальна и таким образом последствий для Мы шецкого иметь не может. «Уфимец», газета уфимской группы белых войск, поместила не давно открытое письмо офицеров Михайловского полка «преуспеваю щему тылу». Экземпляр его есть в тюремной конторе. Вот это письмо и хотели бы иметь подпольщики. — Для какой цели? — Чтобы свалить ваш фронт и ваш тыл, господин поручик. Я не скрываю. — Как много, однако. — Не очень. В письме есть слова: к вам, героям тыла, сытым, само довольным развратникам... И вот представьте: на фронте, в окопе, на громыхающем вагоне, в жерле еще горячей пушки... Д а, да, и там — правда. Листовка! Плакат! Стихи! Басня! Белые солдаты, обманутые братья, вы правы в своем убеждении: герои тыла — ваши враги. Они едят ваш хлеб, пьют ваше вино, насилуют ваших невест. Вот Лох, вот Гикаев. Читай, солдат! Это письмо писала обесчещенная крестьянка- труженица. Юная, любящая, добрая, нежная, безмерно доверчивая. Чи стая душа, чистое сердце. Писала от отчаянья, чтобы искать потом смер
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2