Сибирские огни, 1977, №12

Вас к телефону, господин поручик! — высунулся из дверей кан­ целярии молоденький письмоводитель в нарукавниках и в берете фран­ цузского гренадера. Звонил Глотов. Оказывается, в тюрьму прибывает чрезвычайная комиссия во главе с бывшим министром внутренних дел Готенбергом. Надо пройти с нею все камеры и при необходимости доложить, как протекала обструкция с пением «Интернационала». — Я послал вам философские поучения Кафы,— сказал Глотов.— Они у вас? Добре. Постарайтесь тогда тайно от людей Готенберга пе­ редать их автору. Не поняли? А! В таком случае авторше.— Глотов рассмеялся.— Отпечатайте для меня копию, можно в тюрьме, а руко­ пись вручите. И три объясняющих слова: распоряжение полковника Глотова. — Она смертница, Николай Николаич? — То есть? — Ваш жест будет истолкован, ну... как признак отмены расстре­ ла, а потом... Это обернется жестокостью. — Потом она выйдет на свободу. Милый мой жалостник: все кло­ нится к этому. 3 Готенберг и его свита запаздывали. Мышецкий сидел в громадном кресле, едва касаясь пола подошва­ ми, и глядел в окно. Тюремная машинистка печатала экспромт Кафы под диктовку подпрапорщика, совершенно лысого субъекта с длинну­ щими, очень густыми усами. Этих волос вполне бы хватило на его голо­ ву, но они почему-то устроились под носом и делали подпрапорщика уродом. Мышецкого раздражал вид этого человека, его манера посто­ янно облизывать губы и складывать их сердечком, его голос, хриплый, лишенный чувства и, казалось, оскорбительный для слов, которые он читал: чистых, искренних, добрых, наивных и мудрых. — Будьте правдивы с людьми, но не до жестокости,— читал под­ прапорщик,— Себе же старайтесь говорить только правду. Д аж е жесто­ кую. Путеводных огней мало, и если сбился с дороги, признайся. Ни­ когда не говорите, будто вы чему-то верите, если вы этому не верите. Не ищите богатства и покоя. Богатство и покой в вас самих, надо лишь найти себя, н« в этом-то и вся сложность жизненной задачи. Мало кто сумел верно решить ее. Неустанно и незаметно, скромно и уверенно творите вокруг себя красоту и жизнь. Помните при этом, что красота имеет много понятий, она может быть и в отречении от красоты, как и радость в отречении от радости. В комнату беззвучно вошел Готенберг и, незамеченный, остановил­ ся сзади всех. 1 — Живите ближе к природе,— читал подпрапорщик,— к лесам, го­ рам и рекам, к шуму листвы, к воде, что сбегает, катится и падает. Тут будни чистоты душевной и очарования. Но знайте, не всякий понимает великолепие простоты, эти шумы, эту чистоту и очарование. Приобщай­ те других к тому, что стало вашей отрадой. —- Прэлестно! — воскликнул Готенберг, выходя из своей засады и протягивая руку Мышецкому. — Прэлестно! — тут же повторил он скучающим голосом и в наиг­ ранном трансе поднялся на носки. На какой-то миг он стал похож на Глотова, и Мышецкий подумал, что ни усы, ни голос подпрапорщика, а именно он, Глотов, три его слова