Сибирские огни, 1977, №11
— Ну как не совестно! — воскликнула она, услышав за собой дви жение, и обернулась.— Проснулся и молчит. Вот не буду за это кормить картовочкой, тогда узнаешь. Он склонился и поддел носком шлепанец. — Серьезная какая. Что-нибудь с князем? Он глядел из-под головы, лицо его было лукаво. — Еще спрашивает.— Она сердито вытерла пальцы о фартучек.— Знаешь, какую он учудил штуку. Держит в руке пистолет и не стреляет. Это же дуэль. А он, видите ли, сильно благородный и смотрит на птич ку. А этот изверг бах прямо в него. Хорошо, не попал. — Не попал? Рад, рад и готов пропустить по этому поводу рюмочку анисовой. Во здравие, так сказать, сиятельного князя и нас, грешных. Одну.^- Он показал палец.— Я отвернусь, а ты достанешь из своего по- тайничка. Не помру, не помру, обещаю... Проводив Анфиску, Савва Андреич погрузился в старое вольтеров ское кресло и, отвалившись на жесткую подушку, блаженно прикрыл веки. Рюмка з ажгла его скулы, кровь позванивала в ушах, мягко толка лась в голову, а душа была размягчена и благодарна. Из золотой буг ристой рамы на него глядела зеленоглазая «Сваха»: редкие светлые во лосики усов победно вздернуты, глаза круглы и пьяны, и в каждом по золотой рыбке на месте зрачка. Черная ее шубка отливает желтинкой искрящегося буса. Он припомнил, как трудно давался ему этот искря щийся бус, потом подумал, что таким же отливом посвечивала на солн це сумочка Ксении Владимировны, когда она стояла на крылечке, и ему стало неловко. Тут, под рамой, было место Юнны. Только ее. Золотые рыбки, неподвижно стоявшие в зеленой заводи, протестующе дрогнули плавниками, заходили, и тут же пришло, накрыло с головой знакомое чувство необратимой утраты и раскаяния. Конечно, отказ Чапыгину был одновременно и отказом Ксении Вла димировне. Устраивая их встречу, она знала, какой будет просьба Ча- ныгина, и, возможно, втайне надеялась, что он, Савва, ответит согласи ем. По-видимому, отказав Чаныгину, он поступил правильно. Но так ли, теми ли словами? «Я ухожу. Сожалею и ухожу. Нет, нет, провожать меня не надо». Так говорят врагу. И она подумала, конечно: так говорят врагу, он говорит так, как говорят врагу, и хочет, чтобы она поняла его. Где она была тогда? Да, стояла на крылечке, боком к нему. И всем сво им видом, рукой вдол» тела, поворотом головы, влажной синью своих чудесных глаз выражала недоумение и печаль. Чаныгин сказал о Кафе: «Спасти ее без вас некому». Слышала ли она эти его слова? И что поду мала, если слышала? Отказом Чаныгину Савва убивает Кафу. О н уби вает Кафу. Не сумасшествие века, не война-пагуба, не тот розоволицый, что гундосо вычитывал смерть по бумажке, не душегуб от инфантерии, не те, с омской вершины, что присвоили себе противоестественное право убивать инакомыслящих, и только за то, что эти, другие, хотят людям добра, благоденствия. Не они, а он, Савва! Золотые рыбки вновь стояли недвижимо, они слушали и слышали жестокость. Над миром воспарила смерть. Смерть не по сроку, назна ченному природой, а по прихоти другого, несправедливая; как всякое убийство, и вдобавок кощунственная, ибо накатывалась она своим веч ным мраком на душу юную, чистую и не только не преступную, а благо родную, святую, так как вела ее по земле Идея, божество настоящее и единственное.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2