Сибирские огни, 1977, №11

Во дворе кто-то.— Чаныгин снова прислушался.— Ходят во дво­ ре. Я выйду, а ты оденься и жди. Григорий сел в постели и потянул руку, нашаривая одежду на сту­ ле. В сенцйх тоненьким звоночком звякнула какая-то железка, скрипну­ л а дверь, по ногам потянуло прохладой и тотчас же остро пахнуло суслом и вениками. Чаныгин вышел на крылечко и остановился в тени. В лапище — уве­ систая лиственничная заложка. Тихо. Но вот у повети осторожный, поч­ ти неразличимый, царапающий звук, произвести который мог только че­ ловек: будто алмазным зерном по стеклу. Продолжая держаться в тени, •аныгйн пошел близко у завозни и встал, не дойдя до повети. Обер­ нувшись, глянул на крылечко, на лесенку, приставленную к сеновалу, потом на поветь, в потемках которой белели сани. Негромко позвал: Эй, ты!.. Может, поздороваешься с хозяином?! Никто не ответил, но тишина стала другой, и Чаныгин понял, что ночной гость затаился где-то здесь, рядом. — Слышишь! Из потемок вышел хмурый, высокий, в черном картузе, какие с д ав ­ ней поры носили странствующие богомольцы. Длинный козырек надви­ нул свою плотную тень на мертвенно-белое лицо, подкрашенное лунной лазурью. Руки в карманах. — Грачев? — удивился Чаныгин. — Признал, выходит. Худой, длинный приблизился вплотную. Извив черных губ выразил презрение и скуКу. Пахнуло спиртным. — Где Гришка? — спросил худой. — Ах, вот оно что! Незанятая рука Чаныгина легла на карман гостя и задержалась. — Нож? — спросил он. — Такое время, Степан. Жизнь стала чреватая. — Чреватая, чреватая. Значит, вышел на охоту? На своего? — Д а что ты, Степаха! — В голосе Грачева колыхнулась доволь­ ная нотка.— Покалякать. — Хлебнул для храбрости и вот — втихую. С хлебным ножом. — Говорю, покалякать. Есть сумление, есть больной пример с Ка­ фой. Кычак-то ведь тоже был кавалер хоть куда. А что вышло? — Ножик-то зачем? — Показать. Гришка-т урос. Д а и опять взгальный. Шумнет и — спиной. Такого подтолкнуть надо. — Ты с кем тут? Руки Грачева нехотя отделились от туловища, показывая пустой двор. — С кем, отвечай! — С Петрованом,— Грачев огляделся,— Должно, отошел куда. — Эг-гей, Вострокнутов! — крикнул Чаныгин в сторону повети.— Слышь! Тишина. — Плошает,— безучастным голосом объяснил Грачев не очень-то похвальное поведение своего друга.— Дык что, Степан, пошлешь Гришку? — Послал бы я тебя самого, да слов жалко. Топай! Или забор смущает? Что ж, могу и калитку открыть: пришел по-варначьи, уйдешь, как князь. А? Не надо? Тогда с богом! С богом, с богом! Д а не чешись, топай! — Что ж это со злом вдруг? Я дисциплину знаю. Нельзя дак нельзя. Извиняй! 6. Сибирские огни № 11.