Сибирские огни, 1977, №11
— Не спится, не лежится? — спросил Чаныгин. — Вроде.— Пришедший замялся, хмуро оглядывая подпольщи ков.— Подумал, где ты, и решил -— в литейке. В глубине очнулся соборный басище Пахомова. — Не Погодаев? — спросил он Чаныгина. — А кто ж тогда! — ответил за него Данилка. Видимо, волнуясь, он выплыл из полутьмы своей игривей походоч кой, расставляя пальцы рук и как бы балансируя. — Пр-ривет командировошному! Ладонь легла на ладонь. А в следующее мгновение Данилка уже двумя руками нещадно тряс руку Григория. Лицо его было счастливо. — Уймись, Данилка! — потеснил его плечом Иван Вдовин и, поте рев о зад мазутной пятерней, протянул ее Григорию.— С приездом, Гриня! «Эх, эх, Тропатила вдоль по улице ходила». Помнишь?- Иван выкинул что-то вроде коленца. — Парфен! Тронь струночку! Тот глянул на Чаныгина и тронул. Подпольщики обступили Григория. — Давненько, давненько...— говорил кто-то за спиной р а с т р о г а н ным слабым голосом и заходил с этими же словами то с одной, то с дру гой стороны. Хмурь сбегала с лица Григория, глаза теплели. — Как там, в Омске? — спросил Иван.— Казачки как? Пятки сма зывают? — Не о том вопрос,— возразил чей-то высокий голос.— Ежли один ихний штаб уже в Томске, значит, смазывают... — В Томске? — удивился Григорий. Нестройный смешок качнул гурьбу. — Эх ты, соня,— дружески потрепал Григория Иван.— А еще пеша- ка шел. На сапоги, чать, глядел, а штаб — сторонкой. Парфиш! А ну, тряхни еще струночкой!.. К Чаныгину подошел Грачев. — Что ж это, Степан? — заговорил он, брезгливо вытягивая губы. Глаза его были обращены на подпольщиков,— Почет герою? «Гад Гришка! Плюйте ему в глаза!» А тут? Непорядок, Степан! До конца не дошли, прениев не было. — А чем это не прения? — усмехнулся Чаныгин.— Души-то сколь ко? А? Губы Грачева стали еще длинней. Долгим, укоризненно страдаю щим взглядом глядел он на стоявшего подле Пахомова. Спросил язвительно и вроде бы между прочим: — Слыхал? — Попреем еще,— пообещал Пахомов с улыбкой.— А пока что чув ствуй, Петрович. Чувствуй и радуйся. Больше нас стало. Стелились на полу горенки, под окнами. Чаныгин побросал на по ловики всю мягкую рухлядь, что была в доме: мочальный детский тю фячок, полость из шкуры матерого волка, две козьих дохи, подбитые фланелью... Подминая под голову большую пышную подушку, Григорий глядел в ноги и ждал Чаныгина, снимавшего сапоги на кухне. Через дверной проем он видел часть кухни, окно в молочной, очень светлой, почти дневной голубизне и темную фигуру на низенькой сапожной табу ретке. Склоняясь к полу, Чаныгин потянул ногу из сапога и вдруг замер, прислушался. Потом разогнулся и стал медленно надевать сапог. — Что там? — спросил Григорий.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2