Сибирские огни, 1977, №11

9 Как и в прошлый раз, Чаныгин сидел на верстаке (левая нога поскребывает земляной пол), а Парфишка Терентьев стоял в полупри­ крытых дверях и, подперев молодецким плечом притолоку, беззвучно потряхивал пальцами над своей незабвенной балалаечкой, сплошь об­ клеенной переводными картинками: барышнями в светлых пшеничных локонах, кавалерами, барашками на лугу, силуэтами темных замков с летучими мышами и совами на подъемных мостах. Саранка, сунутая за ухо, торчала бутоном вперед и так же, как сам Парфен, поглядывала на пути, на эшелоны, на станционный перрон в огнях с кучками пасса­ жиров и гуляющих. В литейке все было по-старому. И д аже людей столько же. И многие сидели и стояли там же, где они сидели и стояли в прошлый раз. Только тогда не было такой труд­ ной тишины, такого внимания к каждому слову, не было общей беды. Тогда т о в а р и щ и не судили т о в а р и щ а . И так как, уступая обсто­ ятельствам, они судили его сейчас б е з н е г о и надо было представить, что бы он сказал в объяснение и оправдание, услышать слова, которых не было, увидеть его лицо, а потом все это, не сказанное, не бывшее, строго взвесить и, подняв руку, вернуть его своим голосом в круг това­ рищества или, напротив, изгнать и даже казнить, каждый сознавал се­ бя не только судьей. Каждый обвинял, защищал, предъявлял свиде­ тельства и наблюдения и только потом судил. Грачев задал вопрос Чаныгину. Тот ответил. Но в этом ответе, очевидно, не было того, что ожидал литейщик. Он озабоченно посунулся вперед на своей табуретке и снял картуз с таким видом, будто именно картуз мешал ему спросить понятно. — Ты главное скажи, Степан,— потребовал он.— Почему вышло т а ­ кое, что Федяка Портнягин потянул вдруг не туда? Откуда у него такая линия? — Портнягина мы не обсуждаем,— возразил Чаныгин. — Ну нет, Степушка! — Грачев покачал головой из стороны в сторону.— Обсуждаем мы, конечно, Григория, но вот как с Федякой Портнягиным? Ведь он не как-нибудь, а спецьяльно, Федяка-то. Ему бы — мотай в Иркутск, выполняй, какое там поручено заданье, а он слез. Он же спецьяльно. Слез, нашел тебя. Д а и там, в Омске. Что-то ведь было. Ты вот за Гришку. Неплохо. А вдруг он и на самом деле вильнул? Я вот, к примеру, так и решаю: вильнул.— Грачев надел кар­ туз и уточнил: — Должно, вильнул. Скоко мы его не видели? Гриш- ку-то? — Не в том дело, Грачев,— поморщился Чаныгин и, выдвинув из верстака ящичек, достал кисет с куревом.— Не то важно, сколько мы не видели Григория, а то, сколько видели. Сколько знали. Каким он был. С нами, с отцом, с матерью. Кисет, свернутый валиком, был из толстого, мохнатого плюша цве­ та молодой лиственничной хвои. Чаныгин развернул его, раскурил ци­ гарку, пыхнул дымком и протянул руку с кисетом Ивану, сидевшему ближе других. — Ты, что ли, цыганишь? — Парфен. — Парфен потерпит. На посту... А то, как было, я расскажу, ко­ нечно. Чаныгин поелозил по верстаку задом и сполз с него, медвежевато, медлительно. Начну с расстрела в Новониколаевске, сказал он.