Сибирские огни, 1977, №11
— О каком это Беляеве речь, подхорунжий? — спросил он, напря гая голос и обращая лицо вверх. В ответ заговорил не Лох, а Благомыслов. Эта бестактная замена одним подчиненным другого настолько ошеломила Гикаева, что в пер вые мгновения он не воспринимал и не понимал того, что слышал. Нерв но подвигал головой, сползая для рывка со своего кресла, и вдруг з а мер, так как стал понимать, куда клонит Благомыслов. Беляев не тот, конечно. Это офицер тайной службы, некогда любимчик второго гене рал-квартирмейстера, метивший очень высоко... Но девочки, девочки! Кого не губили эти девочки! Благомыслову, как выясняется, он прислал записку... Плыл на «Святителе Иннокентии» и застукал довольно любо пытного субъекта. Кафа для него — предмет страждущего сердца, дав няя и прочная привязанность. С часу на час он обещает облагодетель ствовать Городища своим прибытием. Очевидно, что-то предпримет для спасения возлюбленной и, таким образом, вынужден будет приоткрыть защитную штору, за которой красное подполье заряжает к восстанию свои предательские пистолеты. — Любовь неблагоразумна, и в этом ее счастливая прелесть,— заключил Благомыслов и крякнул, по-видимому, выкидывая кроющую карту.— А это, полагаю, несчитанная взятка. Тот случай, когда бланко вый король не бьется, а бьет. Ха-ха-ха! Благомыслов добавил далее, что ожидаемое лицо — жертва остро умно поставленного психологического спектакля. Кудесники омской контрразведки сделали вид, будто оного боль шевика упустили'\по недостатку бдительности. Он удрал, обманываясь, что и во второй раз выигрывает жизнь по бирке от казенной вешалки. Ему дали возможность нырнуть в море людское, зная безошибочно, где он вынырнет. — Ваш гениальный рецепт, Николай Николаич! Хрипотца пела хвалу. И так как выходило это чересчур громко, Ги каев понял: Благомыслов говорит для него. Очевидно, он хочет вну шить, что суголами отринута окончательно, и теперь он, начальник контр разведки, глубоко единодушен с той тактикой заглядывания в чужие окна, которую прокурор Глотов предложил на достопамятном совеща нии, а Гикаев сказал: да. Знал бы он, как это сейчас было неприятно генералу! Оттолкнувшись от спинки кресла и подлокотников, Гикаев встал. Застегнул на черкеске золоченые пуговицы. Подрепетил зачес царевича Алексея. Ятаган тряхнул ленточками на эфесе, поехал к спине генерала и по вис в своем нещадном великолепии. Той минутой к воротцам, через которые утянулись грибные охотни ки, вел в поводу красавца Мавра работник его преосвященства отстав ной ефрейтор Мелентий. Он держал руку с поводом близко у морды ко ня и напряженно глядел под ноги, будто боялся оступиться и уронить Мавра. — Отставьте купанье Мавра! — крикнул ему генерал.— Я уезжаю. И стал подниматься в беседку. Господа .офицеры! — потребовал он внимания, приближаясь к карточному столику с лежащим посередине листом бумаги. — Сейчас шестнадцать ноль-ноль,— сказал он, глядя на часы.— Простите, господа, за бесцеремонное вторжение, у меня два слова к Ге оргию Степ'анычу. Голос Гикаева по обыкновению ничего не выражал, но заряд нерв ной силы и возбуждения, который он сейчас заключал в себе, передался становищу картежников, и все встали. Восемь кулаков уткнулись в сто лешницу, выражая этим понимание момента и субординации.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2