Сибирские огни, 1977, №11
— Тут Федька Портнягин был,— сказал Чаныгин, обрезая с мосла медвежатину и круто подсаливая из деревянной солонки. — Чего это он? — В Иркутск метил. А вообще-то предупредить завернул. Сюда, в мои хоромы...— Чаныгин постучал по столу колодкой ножа,— некая сво лочь имеет явку. Бумаги чистенькие, а за голяшкой нож. — Да! — встрепенулся Григорий.— У меня тоже явка к тебе. — Ты наш. Бумажку не потребуем. Григорий будто не слышал. Он потянулся к стоявшей на стуле гармошке, снял ажурную до щечку, сцарапал в углу коробки хлебный мякиш и вынул из щелки- окопчика скрученную жгутиком шелковку. — Парфен-то дома? — спросил он, передавая шелковку Чаныгину. — Топает.— Чаныгин нацепил очки.— Кто подписал тут? Берд никова? — Бердникова уже в Черемхово. — Бери,— вернул Чаныгин шелковку.— Так-то вот. Ждем. А гвар дия у нас почти вся в сборе. Иван Вдовин, Грачев, Вострокнутов, б р а таны Терентьевы... Данилка вырос. Такой стал орлище! Помнишь его? Ну, ну. Цыганок, дяди Митяя внучонок. Чаныгин перевернул кружку донышком вверх, привычно мазнул глазами по скорбным ликам над божничкой. — Что замолчал? — спросил гость. Григорий поднялся, обошел Чаныгина со спины, навис над ним, об нимая за плечи. — Не слышу главного, Степан. Говори напрямую, не щади. — Худо, Гриша. Что она под расстрелом, слышал, конечно? Восемь дён уже. Восемь. — Выручать пробовали? — Было. Секундами не сошлись. Тюрьму обвели вокруг пальца. Кафа — у переезда в машине, мы — рядышком.— Чаныгин вздохнул.— Пронюхал кто-то. Быстренько подняли казачишек. А тех, что саранчи: небо закрыли. Т-тюк и — осечка. — Ну, а как дальше? — Набег на тюрьму. — Власть брать надо, Степан. — Знаю эти слова. Сам говорил. — Их мало, нас больше. Арифметика простая. — Простая,— подтвердил Чаныгин, передвигая по клеенке к месту, которое оставил Григорий, обрезанную наполовину гильзу снаряда с т а бачным крошевом.— Простая, да не простая. Вчера на путях было семь эшелонов. А вот сходи, глянь, сколько сегодня. Все шестнадцать путей забиты... И каждый казачина, заметь, в черной папахе. У такого ни Хри ста, ни креста, ни отца с матерью. — А может, и за нас какие? Геперь-то и под черной папахой крас ный ветер не в диковинку. — Нарядно что-то говоришь, Григорий. — Жизнь так говорит. —- Казачишек, Гриша, и мы пытаем и агитируем,— громко, со скры той обидой в голосе, сказал Чаныгин и тоже встал, пристукнув по^ сто лу ладонями.— Д а вот душа у них в шерсти В той же маньчжурской па пахе. Попробуй прощупай такого. —■Эх вы, курощупы! Тень презрения скользнула своим темным крылом по лицу Григория. — Я не сержусь,— сказал Чаныгин.— Понимаю. Но пойми и ты ме ня.— Он подошел к гостю, глядевшему в окно поверх занавески, поста- s . Сибирские огни № 11.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2