Сибирские огни, 1977, №11

— Я не заключенная, господин генерал. Я уже на воле. На воле? Викентий Исаич! —г неожиданно позвал Гикаев.— Что она говорит? Глаза его глядели через голову Мадам Причеши в глубину кабине­ та. Она оглянулась и увидела офицера в такой же, как у генерала, белой черкеске с частоколом серебряных газырей, в непривычно широких ярких погонах войскового старшины и подумала, что это начальник тюрьмы либо какая-то другая важная шишка. Офицер сидел за пустым зелено­ верхим столом с газеткой в руках. Все верно,— сказал он.— Дело об интендантской афере пойдет без вашей собеседницы. Он замолчал, по-видимому, соображая, остановиться ли на этом или разъяснить позицию главного военного прокурора. — На положении свидетеля, как признается,— добавил офицер,— она будет полезней. Машинистка. В хоре виновных — голос ничтожно слабый. Гикаев глядел на Мадам Причеши и раздумчиво кивал головой не то голосу войскового старшины, не то какой-то своей мысли. — Гущина нет и не было,— сказал он, продолжая глядеть на Мадам Причеши.— Сей кавалер живет лишь на вашем языке. Аптекарша тут ни при чем. В камере было одиннадцать человек, и вам остается сказать, кто и о чем просил вас перед карцером. — Никто.— Она рассмеялась.— Сама. — Ну, а для чего все эти ваши петляния?.. Манефа Павловна, кавалер?.. — Виновата, генерал. По глупости. — Допустим,— Гикаев поджал губы.— Допустим, я вам поверил. Из каких же побуждений затеяли вы этот разговор с Кафой? Ради к а ­ кого результата? 1 — Было интересно: тайна, запрет, смертница... Ребячество, наверно. Гикаев молчал, показывая этим, что спрашивать пока не намерен, так как ответа еще нет и он ждет его. — Если говорить честно...— не выдержала Мадам,— многие испыты­ вали к Кафе своего рода симпатию. В гросс-камере, где она сидела до суда, арестантки доверили ей ответственное дело: она делила хлеб. И все были довольны. Гикаев сделал неопределенное движение и склонил голову набок, как он делал это, з адав ая вопросы, и продолжал молчать. — Все...— сказала Мадам лукавым голосом и поправила свою ог­ ненную прическу.— Повторить, господин генерал? — Дополнить. Кафа, разумеется, морочила вам голову высокими идеями: разумность Брестского мира, Ленин, рабочий класс? — Да. Не скрою. — Что вам запомнилось? — У — нигде, топос — место. Нигде нет такого места. А в целом — у-топия. Потом: бэ над пэ. Буржуазия над пролетариатом. Это при царе. А после революции: пэ над бэ. Правда, интересно? — Очень. Левая рука Мадам Причеши безмятежно покоилась на краешке стола. Будто по рассеянности, Гикаев легонько тронул ее, потом взял за пальцы и сказал, что никакой вины ее в том, что она по зову человеколю­ бия говорила Кафе из карцера какие-то ободряющие слова, он не видит. Беспокоит его другое. — Мне неловко, генерал,— сказала вдруг Мадам, освобождая руку и делая губами новое колечко: на этот раз оно выражало насмешливость и жеманство,— Потом, это волнует.