Сибирские огни, 1977, №11
Генерал торопился. Оставалось допросить Мадам Причеши. Круг свидетелей ночного происшествия замыкался на этой рыжево лосой бестии, говорят, премиленькой, весьма разумной и даже начитан ной, как старая оиблиотекарша. Правда, этот свидетель уже не пря мой, но... к Но, но, но... Гикаев вздохнул. Такое впечатление, словно стоишь в большой полутемной комнате. Был на солнце, на белом, слепящем, а теперь стоишь в большой полу темной комнате. Все различимо, вроде. Вот рояль, смутный блеск зерка ла, пальма в ушате, вот горка, комод, оленьи рога на стене, часы в круг лом деревянном ящике, прямоугольник багета. Багет. Но кто в этом багете? Ты сам? Мадонна, ромашковый луг, император, прачка? Только пятно! Сивое месиво чего-то. Да, кто в этом багете? Ты чиркнул спичкой. Узенькая дощечка. И вязью царского писаря — «Годлевский». А в раме? В раме туман. Ту-ман. Что я знаю о нем? «Тот, кого вы считаете Годлевским, не Годлевский. Не пан. Это ин когнито в красном». Если бы тут была крупица правды, она бы так не сказала. Она слишком умна, чтобы поставить своего единомышленника над пропастью. Потом, всякая женщина суеверна, опаслива в малом. Для подобной шутки нужен игрок, характер игрока, изощренного в риске. Нет, Годлевский наш. На-аш, на-аш! «Фиат» обежал круглое, как блюдце, Монашье озеро и полез на на сыпь. Гикаев глядел на широко открывшееся небо, на облака и уже ду мал, что Годлевский не Годлевский. Кафа сказала слишком много слов. Ни одно из них не доказывало измены Годлевского, напротив, все слова доказывали обратное, но именно это, старание доказать и доказыва ние,— изобличало ее в неправде. На суде она почти не говорила. Тут же — длиннейшие тирады, очевидно, заранее сплетенные в затейливые кружева, чтобы прикрыть истину. А если это оговор? «Я ненавижу Год левского с не меньшим чувством, чем вас». Если правда в этом, именно в этом? Дьявольская игра на психологии, желание посеять подозритель ность, чувство навязчивое, безысходное, как тоска, и казнить одного вра га руками другого. Она ведь так и сказала. Это ее слова. Городища многолики и многоязычны. Улицы этого маленького го родка, базар, лавки, цирк, иллюзион, вокзал, заведение «Под золотым орлом» и даже скит и церковь то и дело слышат чужую речь, видят чу жое оружие, ордена, погоны, кокарды. По численности союзнических войск городищенский гарнизон был одно время третьим в белой империи после Омска и Иркутска. При назначении на должность Гикаев был принят военным министром и получил впечатляющее напутствие: — Главное ваше назначение — дипломатия. Запомните! Никаких расправ над солдатами союзников! Что бы эти солдаты ни делали, ноль внимания. Ни французы, ни чехи, ни англичане, никто из союзников не подчиняется вам, и каждый враждует друг с другом. И слава богу! Что же касается красных, то здесь ваш маузер стреляет без оглядки на бо гиню правосудия. Ему было позволено не спеша сколотить крепкое управление, по пре имуществу из «высокоинтеллигентных офицеров» (выражение минист ра), частью способных изъясняться с французами по-французски, с анг личанами по-английски. Гикаев хорошо усвоил министерское напутствие и прямо стрелял только в красных. Его хвалили. Он был пожалован ор
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2