Сибирские огни, 1977, №11

Гикаев промолчал, мягко, почти бесшумно прошелся по ковру к ок­ нам, подтянул собранный на шнуре пышный парус гардины и, вернув­ шись, кивнул на чашечку чая. — Угощение, конечно, сиротское. Может, рюмочку? — Прозрачно и некрасиво, генерал! Осуждение, прозвучавшее в ее голосе, было спокойным. — Да? Папироска, которой он раздумчиво постукивал по портсигару, з а ­ мерла и выразила любопытство. Он вернулся к своему креслу и выдви­ нул ящик. В руках его запламенела красная листовка. — «Гикаев мстителен,— прочел он вслух, растягивая слова и тем придавая им особую значительность,— Он обидчив, как барышня, и бес­ чувственно жесток». Это ваши слоза? - — Мои. — И вы убеждены в этом? — Понимаю. Если это правда, рассуждаете вы, то почему я не осте­ регаюсь вашей жестокости. Д а потому, что я не боюсь вас. — А смерть? — К смерти я приговорена. Этот заряд вы уже использовали. Он хотел сказать, что бывают вещи и пострашней смерти, но не ска­ зал. Ему нужна была правда. Полная. Чистая. Несколько минут из жи з­ ни Годлевского. Несколько минут, выраженных убедительным и свобод­ ным, да, да, свободным словом. Тот абсолют истины, который способно создать только желание все припомнить и все сказать. Натура Кафы и ее положение делали заведомо безнадежной всякую попытку принудить ее к такой истине. Она действительно ничего не боялась. — С чего началось ваше пробуждение этой ночью? — спросил он. — Со стука.— Она поглядела на него и уточнила: — Столь же по­ чтительного, как и ваш этот вопрос. — Это испугало вас? — Отчего бы это? — Вы живете с петлей на шее: вот стукнут, вот войдут, вот объ­ явят... И тем не менее? — И тем не менее, генерал. Кафа была одета в тесный старомодный жакет, найденный Франтом среди вещей, ререживших арестанток. Не принятые теперь коротенькие рукава в тонких черных кружавчиках, наплывы над плечами, узкая и очень короткая талия делали ее дамой из другого века. У Гикаева было такое чувство, будто он допрашивал не Кафу, а какую-то масонку или террористку былых времен, лишенную страха, мыслящую категориями неведомой ему среды и эпохи. Он не знал, что спрашивать, как пробиться к тайне ее клана. Она же, напротив, знала, о чем он спросит ее, о чем может спросить, и знала, как она должна ответить. Прежние ее ночи проходили, минувшая же ночь осталась и сделала ее старше. Старше на много лет. Этой ночью она побывала и там, где уже нет ничего, ни борь­ бы, ни дыхания, и там, где свобода, люди ее убеждений, друзья. Остаток ночи она провела на гауптвахте, вспомнила все и теперь знает главное, что ей нужно знать в эти минуты. Годлевский не может быть ее врагом, потому что он враг Лоха. Лох не может быть ее другом, потому что он друг Гикаева. — Значит, ночной визит надзирателей вас не испугал,— продолжал генерал.— Тогда что же — обрадовал? — Скорей так. — Чем же, простите за любопытство? — Я с минуты на минуту жд ал а свободу. — Из чьих это рук?