Сибирские огни, 1977, №11

поднявшись на затекшие, ватные ноги, побрел за судьями... Вечная. Иногда мне кажется, что она действительно вечна, как вечны темные лики Андрея Рублева, как вечны .Паганини, Глинка, Бетховен, Чехов. В часы моих утренних сумерек и преувеличений, когда весь я — один голый страдающий нерв, я готов поверить, что искусство ее стоит особняком, что это совсем другое искусство, а ее варварский мазок и варварский штрих являют собой игру гения, который хотел бы прики­ нуться неумехой, ординарностью, ребенком в живописи, но сделать это­ го не может, ибо это единственное, в чем бессилен и сам гений. В кабинете Гикаева от стены до стены текинский ковер в солнце. А за окнами — синь. Белые облака. И вот это: Солдатушки-братушки дерут глотки дай боже, команды крепки и лихи, сапоги хлобыщут враз. А генералу муторно. Не так, думает генерал. И поют не так, и шажок не тот. Наружно вроде бы все как надо, но где ансамбль? Где та волшебная палочка, ког­ да вся рота не только один солдат, но и одна мысль, одна дерзость. Где озорная тайная издевка исполнителя над подающим команду? Видал, как машем, бывало где-нибудь т ак о е ? , Ага, тебе еще вон что надо. — Разрешите ввести заключенную, господин генерал? Это адъютант Назин. — Давайте, поручик! Допрашивая Кафу, Гикаев стоял спиной к столу, на котором не было ничего, кроме фуражки в белом чехле и колокольчика. Кафа сидела на стуле. Подле нее, на столике с золотыми ножками, стояла повитая легким дымком чашечка чая — к которой она не притрагивалась,— чайник, при­ крытый льноволосой матрешкой, тарелочка с тонкой витой ложечкой, с галетами и кусочками пиленого сахара. Сначала он спросил, знает ли она заключенную с нелепым прозви­ щем Мадам Причеши, и она ответила: да. Потом он спросил, что именно кричала ей Мадам Причеши в камеру смертников из карцера. — Какие-то приветствия от арестанток,— ответила она,— Я ведь сидела в гросс-камере. восьмой Еще солнце не садилось, Мы увидели врага. Ать-два! Первый ранен был линейный Подпоручик Чичкарев. Ать-два! А за ним смертельно ранен Сам полковник граф Орлов. Ать-два! На! На!