Сибирские огни, 1977, №11

В окнах вставал рассвет. Во дворе управления застучал копытами только что вернувшийся казачий разъезд. Назин подошел к двери Гика- ева, угадывая за нею полное безмолвие, и осторожно открыл ее. Гикаев сидел и спал — щекой на столе. И без того бледное его лицо напоминало под колпаком лампы зеленую карнавальную маску. Выброшенная впе­ ред правая рука безуспешно тянулась за поблескивающим пистолетом и ка залась неестественно длинной и бодрствующей. Назин вздрогнул и вышел. ' 5 Из дневника Мышецкого. ВАРЕНЬКА. С вечера меня сотрясал нещадный кашель, я взмок, шея вздулась, и, когда я пытался прилечь, стучало в ушах и горле. Н а ­ дежда Павловна приготовила декокт с травкой, доставленной от китай­ ского доктора, и с рижским бальзамом — нашлась глиняная посудинка в аптеке отца. Подышал над медовым паром и, укутанный в халат, ус­ нул в качалке. Ночью через открытые двери услышал, как с парадного в прихожую ввалилась компания и Варенька сказала что-то игривое. Дверь на улицу какое-то время оставалась открыта, и было слышно, как урчал автомобиль и кто-то не голосом, а скорее возбужденным чув­ ственным придыханием, фальшивя и коверкая слова, пытался воспроиз­ вести арию Пинкертона. «Ш-ш-ш,— предупредила Варенька.— У моего незабвенного Отелло горит свеча. Он весь во трудах». Началось проща­ ние. Я видел в своем воображении обнаженные головы ломающихся а р ­ мейских гидальго, склоненные то над одной, то над другой ручкой В а ­ реньки. «А я получил левую. Признайтесь, моя прелесть, это не без тайного значения. О, улыбка богини!» Я знал этот голос. Потом говори­ лись какие-то слова тем же возбужденным придыханием, Варенька н а ­ смешливо хмыкала в нос, потом были шаги, хлопнула дверь, и с тишиной в комнату вошла Варенька. Со шпилькой в губах, поправляя прическу, смеющаяся и, как всегда, неуемная в своих чувствах. Оставив прическу, она принялась стаскивать на ходу туфли, чтобы ки н у л с я ко мне, и вдруг опешила: «Глебушка, ты болен? Уже нет? О, зачем так пугаешь свою лапушку!» Она прижалась щекой к моей щеке, и, кажется, впервые я со страхом ощутил ее горячее, возбужденное желанием тело. Мужчина, из­ менивший жене, поучал какой-то пиит, возвращается с чужого ложа хо­ лодным и опустошенным, тогда как женщина приносит в дом вулкан страсти, она все еще с другим, но ты для нее вдвое желаннее, чем преж ­ де. Мысль эта ошеломила и испугала меня. Руки ее были в длинных белых перчатках, я стянул их и поцеловал одну руку, потом другую. «Ты не догадаешься, конечно, кто провожал меня с вечера! — воскликну­ ла она,— Ни за что, ни за что!» Девчонка, подумал я. Нет, нет, беда еще не случилась. Еще? «Не угадаешь, не угадаешь», — смеялась она, и г л а ­ за ее ликовали. И так как я молчал, а молчание было угрюмым и отре­ шенным, она мгновенно переменилась, погладила колено, расправляя розовый шелк платья, и открылась: «Николай Николаевич, это уж как заведено, а еще...— Она глянула на меня.— И еще первое лицо в гарни­ зоне».— «Это уж не он ли пел арию Пинкертона?» — спросил я, не вык а ­ зывая своего отношения к тому, что услышал. Она кивнула. «Я боюсь за тебя, Варенька. Боюсь, как никогда раньше,— сказал я.-—А ты?» Она, точно больная, опустилась на пуф возле моего кресла. Руки ее уп а ­ ли меж колен, платье задралось, и как-то несчастно оголились ноги.— «Мне тоскливо,— сказала она.— Ты вечно в сессиях, на линии, снимаешь