Сибирские огни, 1977, №11

Она ожгла его взглядом огромных встревоженных глаз и, вырывая руки, пыталась подняться и обойти его колени. Упала на них животом. Поднялась. Толкнула локтем полуоткрытую дверцу. — Не безумствуйте! — шептал он, возвращая ее рядом с собой.— Это казаки, стадо бизонов. Поймите. Они втопчут вас в дорогу, как мы­ шонка, и не заметят. Глянул на переезд: — Наденьте наручники! Отпустил ее руки, она завела их за спину, вжалась в угол. Глаза по-прежнему огромны и непримиримы. — Казаки осмотрят автомобиль, это их служба,— говорил офи­ цер.— Не найдя на ваших руках наручников, они заподозрят меня в из­ мене. Паровоз и ваши товарищи помогут им понять, что тут затеяно... Какие детские вещи я объясню вам, разумной женщине. Вы погубите своих. Своих? Она глянула на переезд. Трое остановились у будки стрелочника и, кажется, закуривали: блеснул огонек, склонилась чья-то голова, и огонька не стало. А над дощатым покрытием переезда, этаким дьяво ­ лом из преисподней, взреял всадник на разгоряченной косматогривой лошади и, вскинув руку, помахал нагайкой. Лошадь закружилась, пере­ бирая белыми ногами, и, казалось, не всадник, а сама она оглядывала местность и что-то искала. Из-за насыпи возникли голова и плечи вто­ рого всадника... Шлагбаум скрипнул и полез в небо, помахивая медной петлей. Через минуту конники заставили весь горизонт, закрыли паро ­ воз, будку, золотые мономахи, а когда хлынули вниз, обтекая машину справа и слева, в ней стало темно, как в захламленном сарае. И все, что теперь окружало Кафу: тени, топот лошадей, тупой и глухой по дере­ вянному настилу, звонкий, цокающий по каменистому съезду, голоса и команды, запах самосада, дегтя, конского пота,— все это напоминало ей ночь после приговора, она вновь сознавала себя центром безостано­ вочной, напряженной работы и, не отрывая глаз от того места, где была дверца, хотела одного: увидеть ее открытой. Сверху на радиатор упал лучик карманного фонарика, и, как бы от­ вечая ему, в автомобиле щелкнул затвор наручников. — Какая встреча! — зарокотал над машиной чей-то манерный и очень знакомый голос. Кафа подняла голову. Над дверцей висело лицо Лоха. Припадая к светлой гриве коня, он наводил на нее лучик и любезно кривился. — На руках браслеты, на плечиках моднейшая ротонда... О, все понятно! —ликовал Лох.— Прелестнейшая из смертных направляется на рандеву в офицерское собрание. — В чем дело, подхорунжий? — спросил офицер раздраженно. — Простите,— очнулся Лох,— пардон... Плавным, почти бесшумным движением он соскочил с коня и, взяв под козырек, ошалело загавкал , как это сделал бы солдат-новобранец, впервые приветствующий генерала. — Здравв... жжелам... —- Понимаю, игру ведете вы,— сказал офицер.— Объясните тогда, что это за люди? — Почетный кортеж для вашей чести. — Ну, а по-русски.— И тоном выше: —В чем дело, спрашиваю? — Вы последовали из тюрьмы без конвоя и тем вызвали сумле- ние.— Веки подхорунжего, вытянутые в линеечку, дрогнули и вырази­ ли насмешку.— Был звонок генералу. И вот я здесь. — Я под вашим арестом?