Сибирские огни, 1977, №11

стервятниками Чека, расстреливал Николая-, императора российского, и попался на мякине. Но бежал. Карие с наглинкой глаза глядят обессмысленно. — Над верхней губой цареубийцы имелась маленькая родинка.. У вас таковой нет. Ошибка. Я ошибся и вот испрашиваю великодушия и прощения. Руку! Руку, честную вашу! В половине дня, когда до Нижней Шаманки оставалось не больше двадцати верст, погода стала меняться. В воздухе проступила желтинка и стала густеть, настаиваться, как чай. А спустя две-три минуты вода, небо, березы в меловых сарафанчиках, белые чайки и белые трубы «Свя­ тителя Иннокентия» перекрасились в каленое и гнедое с мягким золо­ тым подцветом. Тишина стала вызывающей. Чайки летали над самой водой с тревожным криком плачущего ребенка. Вода сморщилась и з а ­ качалась. С берега из высокой травы промычала корова. И тут же про­ пали все звуки, и только пароход продолжал нахлестывать плицами по воде. Григорий и солдат стояли у борта. То, о чем они говорили, было близко обоим. — Качнет нас, пожалуй,— сказал Григорий, оглядывая темнеющие дали. — Похоже,— подтвердил солдат.— Ну, я поплелся под крышу. А ты? — Постою еще немного. Погодка в моем вкусе. Солдат глянул под ноги на выбеленное подошвами железо и, осто­ рожно переставляя костыли, скрылся в каюте. В ресторане заиграл духовой оркестр. Григорий вообразил подпо­ ручика и Полину сидящими за столиком. И оттого, что там гремело без­ оглядное пьяное веселье, а за бортом вода вставила на дыбки и, отка­ тываясь, помахивала гребешком, а сам пароход почему-то стоял косо к течению и под напором ветра беспомощно валился на берег и т ак же беспомощно, нервно, с грубыми паузами работала паровая машина, Гри­ гория охватило беспокойство, и память возвращала его в каюту подпору­ чика. Припомнились слова: «Ведь это вы садились ночью с гармошкой?» Конечно, в глухую недобрую ночь фаворитка подпоручика спала без задних ног и видеть его не могла. Видел кто-то другой. И видел потому, что хотел видеть, наблюдал, оставаясь незамеченным. Григорий огляделся. Никого. И только за поручнями палубы в мятущемся гнедом небе — одино­ кая фигура старой дамы в черном гипюре, с сухим бледным морщини­ стым лицом английского лорда, с пустым подбородком над высоким сто­ ячим воротником. По-видимому, она только что вышла из ресторана. Она глядит на него, но было бы смешно предположить... Григорий неве­ село рассмеялся и, отойдя от колеса, с которого ветер срывал водяную дробь, рассеивая над бортом, заметил, что д ама в черном продолжает держаться за поручни, а ее напряженные и, казалось, пустые г л а з а гля ­ дят на то место, где он только что стоял. Слепая, подумал он. В Новониколаевске, напоминавшем беспорядочный военный лагерь, на больших и малых станциях, и д аж е здесь, на скрипучем, как старый рассохшийся шкаф, «Святителе Иннокентии» Григорию то и дело откры­ в ала свое лицо одна отрадная истина: дни белого режима сочтены. Правда, Колчак был еще на коне. Речи, поздравительные депеши, рауты, молебствия, парады. На расчерченные мелом квадраты еще вставали повитые японским муаром войска. Кавалергарды в белых мундирах и в белых же перчатках под жесткую дробь барабанов выносили лжезна- мена Ермака и Скобелева. Пушки с венками на жерлах бухали театраль