Сибирские огни, 1977, №11
Тюмени сам добрался, чтобы в какой-ни будь отряд попасть»). Гриша не скрывает, что хотел бы подзаработать, и во время вынужденного безделья студентов идет ра ботать к шабашникам. Вернувшись потом в отряд, он ожидает справедливого возм ез дия: «Если меня прогонят, тогда и ф орму оуберут». Однако студенты принимают не ожиданное решение: «За стойкость и волю по представлению бригады ты награжда ешься медалью первопроходцев». «Они как будто говорили: «Ты хороший парень, Гри горий. Ну, что ты растерялся? Ведь самое главное, ты хороший человек». В груди у Гриши что-то поднялось, он свободно вздохнул и ответил им благодарной улыб кой». Д обрая рабочая закваска подростка за ставила студентов отнестить к нему снисхо дительно и бережно, со всей ответственно стью и гум анизм ом настоящих воспитате лей... Иначе обстоит дело с Вороновым: отчис лять его «для практического дела было невыгодно», но «у законов нет исклю чений». Интересны по этому поводу размышле ния Стерина, выступающего против исклю чения Воронова. То, что Стерин говорил в защиту провинившегося, «противоречило всему его прош лом у опыту, но теперь этот же опыт позволял ему судить об отрядной жизни самостоятельно». «О тряды самостоятельны,— подумал Сте рин.— Поэтом у нам здесь интересно... Вот оно! Степень свободы! А все остальное: коммуна, устав, разные благотворительные шефства — это уже следствие. Либо ты вы держиваешь эту свободу, либо ты не ужи ваешься». Вот этой-то свободы как познанной необ ходимости подчинения индивидуума зако нам коллектива и не выдержал Воронов. Автор повести не поведал нам, как же в конце концов поступили студенты, хотя ко ротко, но точно обрисовал и внутреннюю борьбу, намечающееся прозрение и самого Воронова, и сложное состояние студентов, реш ающ их судьбу товарища: «Уже что-то разделяло одних, объединяло других. Это «что-то» было выше и Воронова, и самого отряда; оно впервые открылось этим м оло дым лю дям и сразу же разлучало навек с их юношеской простой жизнью: начина лась другая жизнь». Здесь С. Рыбас ставит последнюю точку. И правильно поступает. Именно в решении характеров Гриши Бегишева и Воронова, отношении к ним студенческого отряда м о лодой писатель подходит ближе всего к тому, что мы называем психологизмом со временной прозы и что — хотя и не без из д е р ж е к— делает «Лето в Сибири» произ ведением о Становлении трудового коллек тива... * , М не пришлось сожалеть, что С. Рыбас, торопливо «смазав» основной производст венный конфликт повести, не дал развер нуться в полную силу характерам многих своих героев. Этого не скажешь о повести Б. Машука «Трудные километры». Я говорил о том, что С. Рыбас не попы тался хотя бы как-то художественно иссле довать причины такого безотрадного явле ния, как вопиющ ая бесхозяйственность в некоторых наших учреждениях и на пред приятиях: видимо, это не входило в задачу автора. А вот в этом отнЬШении Б. М аш ук поче му-то странным обр азом «солидаризиро вался» со своим товарищем по журналу «М олодая гвардия». А уж кому-кому, а ав- тору-то «Трудных километров» никак нель зя было обходить подобные «острые углы». Ему-то, поставившему в центр своего про изведения руководителя, хотя и молодого, но весьма ответственного, сама логика со бытий, кажется, подсказывала необходи мость идейно-художественного и социаль но-психологического анализа таких отрица тельных явлений в нашей трудовой жизни, как штурмовщина, показуха, парадность... Надо отметить, что повесть Б. М аш ука на писана более опытной ■— в профессиональ ном плане — рукой, чем повесть С. Рыбаса. У Б. М аш ука героев не перепутаешь, каж дый из них, плох он или хорош,— индиви дуальность, неповторимая и запоминающая ся, будь то бригадиры Бурьянов и Стебень- ков, или ш оф ер Гафуров, или кадровые монтеры Корзинкин, Цитнадзе, Горихватько, или парторг Лукьянов. Сделаем две весьма характерные выписки из повести, в которых речь идет отнюдь не о самых главных ге роях. «Вон Саньку Воротилина возьми. Черт длинноволосый! Придумал себе развлече ние. Берет билет, садится в ресторан скоро го и едет, пока времени хватит. На другой станции пересаживается в обратный ресто ран — и домой. О т скуки катается Санька. Да, наверное, еще от привычки шикарничать. А что ему, одному? Сотни' полторы на харчи оставля ет, одежды у него на троих пижонов хва тит. Вот и ищет — куда деньги девать... Санька последнюю рубашку другом у от даст, ради гонору на голову встанет, если надо, в прорубь сиганет не задумываясь. Д а и приятель его, Коленька Анархист, та кого же роду. И четыре танкиста... Широ кой натуры народ. Им на работе размах подавай и в свободный час тоже». А вот антипод Санькин — Альбертик Сан- дюк: «У этого только и разговору про дев чат. А они от него шарахаются. И вроде бы не грубит, не похабничает. Н о вот есть в нем что-то такое... Д а Альбертик и не скры вает, что машину здесь зарабатывает. Этого в ресторацию не втолкнешь, про саживать денежки он не станет. Но опять же... Если мужик сейчас над копей кой трясется, как же потом бабе с ним жить?.. Такой может всю жизнь ряд ом про быть, но все за другими. Хотя и не слаб вовсе. К себе гребануть всегда сумеет... Но по левой резьбе живет. С виду вроде б со всеми крутится, а на сам ом деле в об ратную сторону прет. Пока не сорвется». Эти выписки сделаны из главки «Стебень- ков размышляет», что и объясняет их свое образный стиль, язык, говор. Но они же по могаю т нам понять и вообщ е стилис»иче-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2