Сибирские огни, 1977, №11
— Так точно! — чуть ли не в один голос ответили мы, радуясь и предстоящей встрече со столицей, и тому, что получаем технику. Комбриг заметил наше настроение, ус мехнулся: — Ну, расцвели, словно красные девки. Это мы вам вроде поощрения даем за умелые боевые действия А так бы других откомандировали. Понятно? Идите. Н еоб ходимые документы выдаст начальник штаба. Капитан Смирнов, вручая бумаги, груст но вздохнул: — г Завидую я вам, братцы. М оскву п о смотрите, Но^ый год там встретите. В баньку сходите. Может, даже в Большой театр попадете. См ирнов как в воду глядел: все его предсказания сбылись. У нас почти не было свободного време ни^ но мы все же выкроили деа-три часа, чтобы посмотреть город. И хотя облик М осквы был все еще суров — в небе аэро статы воздуш ного заграждения, на окраи нах баррикады, противотанковые ежи, пат рули на каждом шагу, дружинницы с противогазами и красными повязками на ру кавах,— тем не менее уже чувствовалось, что жизнь в городе входит в нормальную колею. Это было видно и. по настроению москвичей. На улицах люди оживленно беседовали друг с другом; улыбались, некоторые несли маленькие зеленые елки, ребятиш ки безбоязненно и весело играли в снежки. И даже дом а нам казались каки ми-то светлыми, праздничными. Сходили мы, как и предполагал началь ник штаба, в баньку. Да не в простую, а в знаменитую Сандуновскую, где первый раз за столько месяцев намылись всласть, со скребли с себя и грязь, и гарь, и пот. П о сле этой процедуры наш Иван Антонович Сечной целый час сидел в задумчиво-сла достном оцепенении, будто боялся стрях нуть с себя ощ ущение свежести, тепла и чистоты. А потом очнулся и вздохнул меч тательно: — Эх, сейчас бы кружечку пивка или, на худой конец, кваску домашнего. У меня жинка, знаете, какой квасок умеет го товить! Вечером того же дня удалось, попасть в Большой театр. Ш ла «Травиата». В зале бы ло много фронтовиков, сидели одетыми — в шинелях, полушубках, валенках. Слуш а ли волшебную музыку, на короткий миг позабыв о том, что идет война и скоро на д о будет опять бросаться в бой, где каж д ого из нас, может быть, поджидает смерть. Когда мы уезжали в Москву, фельдшер батальона Рукавишников попросил навес тить его родных и передать им гостинец — баночку тушенки и кусок хозяйственного мыла. «М ам а и сестра будут вам очень ра ды,— сказал Рукавишников,— А если еще и Новый год вы у них встретите, то это бу дет и совсем замечательно». И вот мы решили воспользоваться слу чаем. «Хоть вспомним, какой он, дом аш ний уют,— сказал Пелевин. Рукавишниковы жили более чем скром но, и когда мы выложили перед ними кое- какие припасы, добытые в московских ма газинах и привезенные с собой в качестве сухого пайка, они долго и упорно отказы вались от всего. Нам было хорош о в этой доброй рабочей семье, гостеприимство ко торой было естественным, искренним. Каждый из нас невольно вспоминал, своих. Родные Сечного жили в то время на Кур- щине, оккупированной фашистами, и Иван Антонович ничего не знал о их судьбе. Семья Пелевина эвакуировалась куда-то в глубь страны. Последнее письмо Григо рий Ефимович получил месяц назад. Все это время он переживал, хотя и не пока зывал виду. Я тоже тогда не знал, где на ходились мои. Весточку от жены я получу гораздо позже, в конце зимы сорок вто рого, как раз в тот момент, когда мы за кончим тяжелый двухдневный бой за По лотняный Завод. И мне только тогда ста нет известно, что Ольга Сергеевна, жена, разыскала меня через приемную ВЦИК, что у меня родилась дочь Эллиана. Однако связь с нею снова надолго оборвется. В конце войны узнаю о гибели старшего брата Василия, моряка Балтийского флота, погибшего в первых боях с фашистами... Близилась полночь. Мы сидели у Рукавиш никовых за столом с неполными бокалами вина и молча ожидали той минуты, когда наступит время произнести тост. Часы по казывали без пяти двенадцать. Комбат подтолкнул меня локтем: давай, мол, ко миссар, говори свой тост. Я встал, собрал ся было говорить, но тут позвонили в дверь, влетел запыхавшийся ш оф ер нашей «эмки» и с порога выпалил: — Платформы с танка^ми прибыли. Ве лено срочно получать. Мы было поставили бокалы, но мать Рукавишникова огорченно всплеснула ру ками: — Вы уж, родные мои, погодите. Тут ведь одна минута осталась. Сейчас часы пробьют, выпьем по стопке за все доброе, тогда пойдете. Пелевин опять толкнул меня: — Тост, комиссар. Д олго говорить было некогда. • — За нашу победу! — И за то, чтоб вы, сыночки мои, живы ми и невредимыми вернулись,— добавила мать Рукавишникова. Глубокий рейд Зима уже подходила к концу. Но весной еще и не пахло: стояли лютые холода, на полях лежал метровой толщины снег. Нам этот снег был поперек горла. М ы его кля ли самыми последними словами — он очень мешал танкам. Они вязли в снегу чуть не по сам ую башню, и это лишало нас маневренности, вынуждало вести ма шины в атаку не по целине и не разверну
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2