Сибирские огни, 1977, №11
Из бани перла распаренная розоволицая мастеровщина. Пахло па ром и вениками, наяривала гармонь, и кто-то уже бил, молотил на креп кой глинистой поляне выходку-отчаюгу: Я отчаянный родился, Я отчаянный помру. Если голову отрежут, Я полено привяжу. У гармониста была деревянная нога. Л еж а щекой на гармони, он глядел на свою деревянную ногу, потом на сидевшего подле Савву Ан- дреича и, показывая счастливыми глазами на маленькие ножки, делови то выбивающие лихое звонкое просо, начинал пристукивать целой ногой и подпевать, настолько тихо, что слышать его мог только один Савва Андреич: Э -эх, раз — чисто! Еще раз — чисто! Но маленькие ножки каким-то чудом слышали то, что слышал один Савва Андреич, и, подступив к гармонисту вплотную, переходили на шутливо-сварливый перестук, и тогда весь люд, ахая и пританцовывая, вторил им внятно и тоже тихо, бережно, чтобы не заглушить цокающие подковки: Э -эх, раз — чисто! Еще раз — чисто! Саввой Андреичем владело предательское чувство умиления. Он прятал от других р астро ганное , искаженное гримасой, плачущее лицо и почему-то думал о войне, о долготерпеливом, неистребимом, разуда лом, бесшабашном умельце — россиянине и так же, как гармонист, гля дел на деревянную ногу и звонкие подковки. И вдруг понял: опоздал. Опоздал в Омск. Смертная казнь уже подписана. (Окончание следует)
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2