Сибирские огни, 1977, №11
Должно быть во сне, подумал художник, но мелькнувший за окном фонарь успел плеснуть в купе жидкую позолоть, и он увидел Степанова сидящим по-восточному, в нижнем белье, с болтающимися завязками , и подумал, что тот, видимо, давно уже не спит и так же, как он, Савва, обуреваем какой-то своей навязчивой думой. , — Эй вы, как вас! — позвал Степанов.— Потрудитесь доложить, что я наболтал вам вчера про царя Бориса. Он чиркнул спичкой, поднял огонек над головой и посветил на дверь: — Закры та, слава богу... Странная штука, господин художник, по сле малейшего возлияния меня бьет трясучка страха. Он осязаем, этот страх, физически. Что-то вроде липкого пластыря на всем теле. И пах нет мертвечиной. — И тогда вас тянет к философствованию? Степанов невесело рассмеялся. -— Н а рукаве у меня кости и череп, но поверьте, милейший, я воис тину святее папы римского. Я не воюю. Воюют те, кого я набираю. Я ведь всего лишь начальник штаба пополнения. Умолкнув, он потянул на себя одеяло, и голос его стал глуше. — Мало вешал. Мало. Художник похолодел. Беж ать, бежать, бежать! — принялась выстукивать под вагоном гулкая железная тележка, и он перекрестил себя широко и истово. Брезжило. Пульман катился в тумане, как в молоке. И было странно, что это поезд, а не пароход и что нет баюкающего пароходного шума, столь же отрадного и поэтического, как шум опавших осенних листьев под ногами. Пора! Фибровый саквояж уже был в руке, и теперь оставалось лишь бес шумно открыть дверь. Но от волнения он действовал неосторожно, и что-то звякнуло. Тонко и звонко, будто какая-то птица ударила клювом по листу жести. — Клозет справа по ходу,— объяснил, просыпаясь, Степанов и, по тянувшись, снова закрыл глаза. Поезд умерил бег и остановился. Художник торопливо прошел по коридору и, только спустившись на влажную черную землю, вдруг по нял, что оставил в вагоне трость. А, черт с ней, подумал он, застегивая на пальто пуговицы, и пощу рился на расплывшиеся в тумане освещенные окна разъезда. В двух шагах от него курили верзила и подхорунжий. — А, господин художник! — Подхорунжий на польский манер под нес к козырьку два пальца и разулыбался, как мог. Прогуляться? Ни как нет? А, чемоданчик. Но вот осведомлен ли об этом господин войско вой старшина? ' _ Ласковое лицо стало напряженно враждебным, губы исчезли. — Вы полагаете, я не волен распорядиться собою, как хочу? — Удивление и гнев делали Савву Андреича похожим на рассерженного Нептуна. Случай чего, ухватишь его за фалды,— кинул прдхорунжии вер зиле и придержав клинок у бедра, занес сияющий сапог на подножку. Но в тот же миг поезд тронулся и стал с места набирать скорость, будто вдруг заспешил по какой-то особой надобности. Верзила кинул растерянный взгляд на художника, потом на хвост и неловко запрыгнул на подножку.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2