Сибирские огни, 1977, №11
к а ф а т 'тЛ 0П^СТ^ госп°Дин Мышецкий видит только меня. Я ведь тоже клюкнула, как помнишь. Преображаясь, Варенька подошла к шкафчику, за глухой дверцей которого по обыкновению нес вахту пузатый поместительный графин и целый выводок стаканчиков. А кто живет в этом тереме?-Ау? — пропела она сказочным голо сом и постучала в дверцу,— Д а, Глебушка, никак не соберусь спросись те я. 1уак бы это... Ты бывал в Тибете и Турции... тебе не приходилось курить гашиш или что-нибудь другое столь же одуряющее. Успокойся, мои мальчик, ничего практического за этими словами нет. Наркотики мне страшны хотя бы по одной той причине, что всякую красоту они де лают безобразием. А вот винишка или, скажем, рюмку шустовского конь ячку я бы хватила. Так что же в этом шкафчике? Варенька становилась такой, как всегда. Так же хороша, так же смеялась, тем же удивительно мягким и милым движением высоко под нятых голых рук поправляла прическу, была эксцентрична, пряма, не множко лукава, немножко кокетлива. Но за всем этим Мышецкий видел теперь какой-то новый удручающий фон. Знакомое и давнее в ней вы глядело преувеличением, смутной и в то же время явной многозначитель ностью. Казалось, она говорила: видишь, годы бегут, жизнь бьет нас, а я все та же, твоя и своя. Наблюдая ее, он думал сейчас, что новое в ней это ее несчастье. Она несчастна и не первый день. А он, ее муж, захваченный круговоротом бытия, войной, делом, чужими и своими стра даниями, слеп и глух к ее бедам. Тонет. Она тонет. Теперь он видит: это действительно так. Это их общая катастрофа. А может, ничего нет, и небо действительно чисто? — Так что же в шкафчике? — снова постучала она в дверцу. Мышецкий отыскал среди бумаг крошечный белый ключик и от« крыл погребок. — Маньчжурский спирт,— сказал он, передвигая бутылки,— И ни чего другого. — Ну, что ж, на крайний случай, говоря твоими словами, подойдет и это. Разведи,рюмочку, и я пойду спать. Я так скверно спала эту ночь. Когда они поднимались по лестнице в ее спальню, она обеими ру ками держ алась за его руку и пьяно, немолодым шелестящим голосом говорила одни и те же слова: — А я тебя соблазняю. Слышишь, Глеб? Соблазняю. И ж алась к его руке грудью. — Смешно, правда? Ты мой законный муж, за-кон-ный, а я соблаз няю тебя, как...— Она переводила дыхание.— Адово хочу спать! Я по сплю, а ты побаюкаешь меня. Ладно? У тебя такие теплые руки. Такие теплые и такие большие, как...— И на этом «как» она переводила дыха ние,— как каравай горячего хлеба. В спальне Мышецкий раздел ее, накинул одеяло и подоткнул под ноги. Она блаженно закрыла глаза и тут же открыла их. — Глеб, возьми с меня слово,— сказала она неожиданно трезвым горячим шепотом.— Нет, лучше закрой в чулан. Лучше закрой. Так на дежнее, мой мальчик! 4 Сна не было. Р азд р аж ало и угнетало все, что он видел и слышал, что напомина ло о себе звуком, красками, формой или запахом. Шлейф дыма не льнул
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2