Сибирские огни, 1977, №11
ческой силой. И вот сейчас с вами, да и до вас, я видел себя, й вижу, в великий четверг, с маленьким, слабым, как дыхание ребенка, огоньком свечи, который надо донести до образа над твоей кроватью. Наш поезд вооружен как дредноут, но, в сущности, это тот же слабый огонек, так как кругом круговерть, и даж е не просто круговерть, а стихия, ж есто кая, враждебная и разнузданная. В купе постучали. Вошел улыбающийся чернявый казачок с подносом у плеча на пере вернутой ладошкё. По купе распространился дразнящий зап ах свежепо- резанной колбасы, разогретой в луке тушонки и какой-то восточной при правы. К азачок виртуозно крутнул поднос на пальцах, быстро и ловко составил кушанья на столик и, не проронив ни слова, мягко выскользнул из купе. Степанов раскупорил бутылку рябиновой. — Придвигайте к себе тарелки,— сказал он художнику.— Это бу женина. А вот этот чванливый, с хвостом,— селенгинский омуль. Он не множко припахивает. Но это не изъян его, а украшение, от которого он встает выше омаров и устриц... На чем я остановился? Д а , вас ужасает прошлая смерть, смерть девчонки, которую вы не видели и которая, быть может, недостойна и малейшего сожаления. Между тем, как над нами, а сиречь и над вами, витает безносая не в прошлом, а в настоящем. З а на ми охотятся. И если большевики сунут нам под колеса шашку пирокси лина или машинист окажется их агентом и спустит нас, как миленьких, под. откос, в преисподнюю,— отврати, боже, эту бессмысленную поги б ел ь !— тогда все мы: и я, и казачок, и Никифор, и штабная pofa, и вы, господин художник, а с нами и подхорунжий Кузнецов,— все мы, будто родные братья, ляжем в одну общую могилу. Вы — наш, мы — цеДое... И да воцарится над этими колесами Мир и согласие. Д авай те по ма ленькой. Из бутылки забулькало. С авва Андреич устало прикрыл веки и молча отодвинулся ' от столика. — Что же осталось тогда осиротевшему гусару? — Укоризна в голо се Степанова была угрюмой.— Рискнуть в одиночку? Он прикоснул свой стаканчик к неподнятому стаканчику художника и запрокинул голову. — Видит бог, как я сопротивлялся! — пьяна хихикнул Степанов и, подойдя к окну, выставил руку.— Душно... А ведь вы красныйГ— Глаза его были колкими и трезвыми,— Академик российских живописцев. Бросьте, бросьте! Погрозил, покачал пальцем. — Баста! Больше не пью! Бочком сел на свое место и прикрыл стаканчик ладонями. — Хотите, я попотчую вас одной тайной? А?.. К озеру Балхаш , как известно, спадают семь рек. Семь молочных рек, и каж д ая в этих... в ки сельных берегах. «Ты знаешь край, где все обильем дышит». Э, когда-то ваш п-покорный слуга, сын тайного советника и актрисы, был... да, б ы л , — п о ч т и крикнул1он,— первым учеником частного лицея. Блеф? В кадетском корпусе я восемь лет вел изящную словесность щ вестимо, ходил под ручку со всеми музами. Его высочество цесаревич Николай ж ал вот эту руку за бесподобный, как он выразился, урок о Хемницере и Крылове... Блеф? Так вот, тайна. Земля, которой управляют из Омска, не есть государство сильной личности. Это бочка без обруча. Сильная ж е личность восходит над аркадией Семи рек... Ур-ррр-а-а но-овой империи! Положив одну вытянутую ногу на другую, он сдернул сапог, выпу тал ступню из портянки.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2