Сибирские огни, 1977, №11

— Разуверьтесь, милостивый государь, я не имею в виду делать вам что-либо приятное. Русская армия и русский офицер были доселе выражением великодушия и порядочности. Здесь же... Слушайте внима­ тельно: мы сойдем с вами на ближайшей станции, и у первого же воин­ ского администратора, которого встретим, я оставлю прошение и свиде­ тельства против этого... вашего... На злодея должна быть обрушена кара полевого суда. — Вы что, с неба свалились? — Я еду в Омск для встречи с господином Вологодским... И более чем уверен... — Передайте ему привет!.. В коридоре засмеялись. Ударила гитара, и мимо купе снова поплыла клоунада атаманцев. Гитарист, теперь уже без мундира, с золотым кре­ стиком, низко опущенным на золотой же паутинке, кривлялся, выворачи­ вая ступни, и то подбегал вперед дрыгающими шажками, то останавли­ вался, подпевая гитаре. I Ска-а-жи ж е, Гла-а-ша, Гадаа-алка на-а-ша, К о-ог-да-а при-и-дут бо-оль-ше-вики? Верзила вторил ему, держа перед собой мундир гитариста как нечто священное, и тоже кривлялся. К о-о-гда-а вер-блю -ю -юд и рак Стан-цу-у-ют кра-ко-о-вяк, Т а-а-гда-а при-и-дут бо-оль-ше-вики. Звякнули шпоры. Степанов сделал два быстрых шага и резко ско­ мандовал в коридор: — Ат-ставить! И передайте на кухню — у меня гость. Побольше з а ­ кусок и чаровницу! «Чаровница» на сей раз происходила от слова чара или чарка и представляла собой круглую коробку из ф.анеры, облепленную голыми девицами, вырезанными из цветной глянцевой бумаги с подрисованными тушью подробностями, и таила на дне батарею бутылок. Степанов сел, близоруко пощурился на фонарь через стеклянный стаканчик и, вынув из «чаровницы» салфетку, протер стаканчик и еще раз приблизил к глазам . — Я жду ответа,— напомнил Савва Андреич. Под колесами,пульмана застучал железный мост. Гигантский спрут, сплетенный из теней от ферм,, пошагал через купе, надвигаясь на слабые мутные пятна огней и заступая одной ногой за другую. П ережидав шум, Степанов щелкнул крышкой часов, поглядел на циферблат, на Савву Андреича и, как только стало тихо, спросил художника: — Вы, разумеется, не знаете, кто нас везет, кто машинист, каких убеждений. Я вот к чему.— Он постучал кончиком пальцев по цифербла­ ту,— Сейчас около десяти. А ровно в десять тот, кого вы уже мысленно расстреляли,— кстати, это подхорунжий Кузнецов,— переберется из в а­ гона на паровоз и примет пост наблюдения за бригадой. Он сделает это на ходу, рискуя сорваться под колеса. Он— наш охранитель,— Степанов остановился,— Он — ваша жизнь. Без него... — Я жду ответа,— повторил художник. — Это и есть ответ. Потерпите, и я, видимо, смогу поколебать вас в одном 'заблуждении... В детстве да и в отрочестве я был существом суб­ тильным, хрупким и ранимым, как росток картофеля в подполье. Но изумлял домашних верблюжьей выдержкой в постах и моленьях. 3 t q была та слабость плоти, которую безотчетная вера наделяет нечелове