Сибирские огни, 1977, №10

свои берега, а он все рассеянней и рассеянней оглядывал его, неспособ­ ный сброситыс себя возбуждение боя. Он все еще дрался. Надо преследовать, говорил он себе. Со времен хана Батыя, да что там, за тысячелетия до хана Батыя ратный люд знал азбучное правило боя: бегущего — гнать... Притвида надо гнать, преследовать. Д р ам а не окончена, Ренненкампф слишком рано опустил занавес. Прошел день, длинный, как год, еще один, и еще... Время брело, тащилобь, а Ренненкампф стоял на притихшем поле сражения, на поле русской славы, как заколдованный. Армия потеряла соприкосновение с противником, его место 'заняла пустота, зловещее мертвое безмолвие. Пустота пугала, грозила, заставляла озираться. ' Скоро ли? Мышецкий теперь лежал, в походном лазарете, размещенном в бывшей конюшне Вильгельма II: сюда, в этот поэтический край тихой воды и тихого леса, император наезжал с друзьями, чтобы пировать и охотиться. В распахнутые двери л азарета Мышецкий видел палаточный город шести кавалерийских дивизий генерала Хана Нахичеванского и все еще жд ал трубящую поход трубу. Но приказ на преследование так и не родился. А ровно через неделю — потрясающее известие: разбита 2-я русская армия Самсрнова, решавшая вместе с 1-й общую стратегиче­ скую задачу вторжения в Германию. Командарм застрелился. Военный атташе Франции — маркиз де Лагиш прибыл в Ставку с соболезнова­ ниями. Газеты сообщали: верховный главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич выказал при встрече хороший тон и свет­ скую благовоспитанность. «Мы счастливы,-— сказал он де Лагишу,— принести такие жертвы ради наших союзников». Мышецкий не разделял счастья, испытываемого великим князем: он страдал. И страдание его было поначалу заключено в одном слове: Ренненкампф. Одну из причин поражения он считал единственной. Рен­ ненкампф не добил армию Притвица. Переформированная, пополненная свежими полками, она обрушилась на Самсонова. Самсоновцы дрались храбро, беззаветно, повергли в прах не одно соединение противника. Возможно, они торжествовали бы и полную победу, если бы... если бы рядом был Ренненкампф. Враг располагал двойным превосходством. Два немца наседали на одного русского, а второй русский стоял спиной и ничего не видел. Позже обвинение поднялось ступенькой выше. Стало известно, что 2-я армия была загнана постоянным понуканием великого князя и командующего фронтом. Разобщенная с Ренненкамп- фом, она катилась навстречу своей трагедии в чрезмерно форсирован­ ном, гибельном марше, в песках, по бездорожью, без горячей пищи, а иногда и без хлеба. «Французам туго, вперед!» Потом обвинение поднялось еще выше. Оказалось, что царь и его дворцовый круг связали Россию беззаботным, стратегически невежест­ венным, роковым обязательством перед союзниками начать наступление за 25 дней до окончания мобилизации, да еще по двум расходящимся направлениям — против Германии и Австро-Венгрии одновременно. Мышецкий взорвался. В письме к отцу, полном азарта и ядовитой горечи, он не щадил первых имен правящей элиты и едва не угодил под суд. Письмо было з а ­ держано военным цензором. Пригласив к себе Мышецкого, он озабочен­ но покашлял в кулак, достал письмо из конверта и долго разглаживал его на письменном столе. — Более чем прискорбно,— заговорил он наконец,— но я оказы­ ваюсь в положении вашего сообщника. Вы пишете: «Отважную армию побил не германский гений, а наш царь и его стратеги». Далее, вы х ар а к ­ теризуете государя императора оскорбительным сравнением... Язык не 7. Сибирские огни № 10.