Сибирские огни, 1977, №10

Гений Повествование второе Есть люди, одаренные в сильной степени нрав­ ственным и художественным чувством, и есть люди, почти лишенные его. Первые как бы сразу берут и знают интеграл. А вторые делают слож­ ные вычисления, не приводящие их к окончатель­ ным выводам. Точно как будто первые проделали ВСЕ вычисления ГДЕ-ТО прежде, а теперь поль­ зуются результатами. JI. Т о л с т о й . Немного подробнее о Мышецком 1 28 июня 1914 года президент Франции Раймонд Пуанкаре и его гость, австрийский посол граф Сегени, увлеченно следили за бегами с президентской трибуны. Париж разыгрывал приз Лонгшампа. Взвол­ нованно поднявшийся по лесенке человек с портфелем вручил послу экстренную депешу: только что в Сербии, в боснийском городке Сарае­ во, студентом Гаврилой Принципом убиты племянник австрийского императора, наследный принц габсбургского дома Франц-Фердинанд и его жена княгиня Гогенберг. Рысистые испытания мгновенно потеряли для графа Сегени всякий смысл. Гость президента, а с ним и сам прези­ дент покинули бега. Они садились в автомобиль на глазах супругов Мышецких, выстав­ лявших тем летом свои полотна в Париже. Уступая место графу, пре­ зидент Франции усиленно улыбался, но скрыть охватившие его чувства не мог. Он не сразу сел на пустое сиденье и без надобности дважды пе­ рекладывал трость из одной руки в другую, соображая, в какой руке ее оставить, чтобы не мешала гостю. — Что-то случилось,— сказала Варвара Алексевна, ловя линзами бинокля два неестественно бледных лица, какими бывают густо напуд­ ренные лица клоунов и старых дев,— Как тревожно сегодня хлопают флаги. Флаги не хлопали тревожно. Поддерживаемые ветром, они струи-, лись легко и празднично. — Бедная девочка,— отозвался Мышецкий.— Слишком щедрые р а ­ дости тебя всегда пугают. Не надо, дорогая! Но слова утешения были только словами. Что-то уже закрывало солнце, и к Мышецкому пришло тревожное смутное предощущение большого несчастья, чем, собственно, и стала потом война четырнадца­ того года. Домой Мышецкие вернулись сразу же, а через месяц в сановном Петербурге говорили только о войне. 28 июля Николай II телеграфировал германскому им­ ператору: