Сибирские огни, 1977, №10
Дело, жалоба и заключение тронулись в путь за великодушием, ко торое один прокурор обещал другому. 2 Говорили о женщинах. — Не знаю, как вы, Николай Николаич...— Годлевский медлил, глядя на сигару Глотова, на облачко дыма, и улыбка его делалась плу товской и двусмысленной.— Если бы я имел дар живописца, я писал бы красоту женщины в движении. — «Две ножки, чудо из чудес»... Вы стареете, сударь. Они стояли у массивного стола с телефонам, против открытой две ри в кабинет Гикаева, который ожидался с минуты на минуту. <— Коротенькая исповедь, если не возражаете,— сказал Годлевский. Он оглянулся на стол, положил за собой ладонь на зеленое сукно и,, приняв удобное положение, заговорил о непостоянстве как самой красо ты, т ак и наших о ней представлений. — Будучи кадетом,— повествовал он,— а позже и портупей-юнке ром, я не видел ни в одной девчонке ничего, кроме мордашки. Лукавые ямочки, глаза, губки, румянец или, как восклицал Баратынский, ланит- ные розы... Миленького личика мне хватало во как. Но с годами мой взгляд стал никнуть долу. Вы киваете? Вам это знакомо? Словом, я стал чаще опускать глаза, и вдруг увидел, что пышное лоно так же создано богом, как и хорошенькая мордашка. —- Потом вы увидели ножки. И вам подумалось, что, создавая их, всевышний старался изо всех сил,— прокурор достал из жилетного к а р мана чугунные часы с фальшивым алмазом на месте головки,— Гикаев сегодня, как я разумею, отчаянно запаздывает. Или мои врут? Сколько на ваших, дорогой? ) Штаб-ротмистр Годлевский, состоящий при Гикаеве офицером для поручений, назвал время и перевел глаза на выход. Дверь с улицы заны ла, и вошел Мышецкий. — Приветствую, господа! — Сказал он.— Слышали последнюю новость? — А, дражайший Глеб Алексеич! < Прокурор вытянул перед собой прямую, длинную, многозначитель но приветствующую руку и, не опуская ее, тронулся к поручику. — Красные на Тоболе, господа,— сказал Мышецкий, снимая перчатки. Рука Глотова упала. — Новость поручика Мышецкого не самая последняя,— сказал от порога Гикаев. Он вошел тотчас же за поручиком. Его белая черкеска, несоразмер но длинные и толстые газьфи из галунной ткани припорошены пылью, лицо потно. На гайка и сапоги, не запыленные с внутренней стороны и на взъемах, говорят о том, что он долго скакал и, надо думать, не щадил своего любимца Мавра. На боку генерала турецкий ятаган с эфесом, оплетенным шнурками синего, белого и красного цвета — краски флага российского. — Пройдите в кабинет, господа! — Голос высокий и, как всегда, п а радный и напряженный.-— Для штаб-ротмистра Годлевского: пригласить ко мне полковника Благомыслова и начальников ^служб. Проветрить по мещение... Николай Николаич, ну умерьте же, ради бога, свою сигару. Фабричная труба, не меньше. Д а , и почему вы в штатском? В любое другое время их превосходительство был куда предупре дительней.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2