Сибирские огни, 1977, №10

— Прохожий. — С-сука! Ты что надумал, под расстрел меня подвести? Солдат сграбастал Чаныгина за грудь и, продолжая забирать в ку­ лаки его рубаху, качнул на себя. — Что дальше? — мрачнея, спросил Чаныгин. — Хлоп, хлоп, и казенный гроб. Слыхал такое присловье? — Сол­ дат оттолкнул Чаныгина и стал расстегивать кобуру.— Я сволоку тебя к коменданту. — А что получишь? Белый билет. Д а ведь и я молчать не стану. Требовал, скажу, указать, кто бы слиповал фальшивые документы, а когда отказал, вот, потащил силком. Рука под кобурой замерла и застегнула пуговку. — Д а и бумаг у меня может не оказаться. Кому тогда из нас вера у коменданта? — Ну, ну, попер...— в голосе солдата зазвучало колебание.— Сам, поди, в курсе, как теперь строго с оружием. Постепенно выяснилось, что с получением белого билета солдату не будет нужды возвращаться в казарму и, следовательно, расстрел ему не грозит. «Бабенку под крендель,— советовал Чаныгин,— и прямиком на пристань. Белый же билет будет по всей форме: печать, подпись, буквы, как на афише. Такой-то солдат, родом оттуда-то, страдает неиз­ лечимой болезнью, скажем, сифилисом, в наипоследней стадии, уволь­ няется из войск навсегда, вчистую, и никакому переосвидетельствова­ нию не подлежит». — Ну, а на чью фа миль будет этот сифилис? — спросил солдат. — Какую возьмешь. На свою или на чужую. Солдат вынул кольт и подал Чаныгину. Они тут же спустились к заросшему красноталом водопроводному колодцу, и здесь, на дощатом его навершии, Чаныгин вписал солдата в готовый бланк. Солдат полу­ чал два горошка на ложку: болезнь, которая не тяготила, и свободу, ко­ торая радовала. 8 Оранжевые колеса замедлили бег и остановились. Но для Мышец- кого земля все еще бежала, и потому, спускаясь с коляски, он опасливо поглядывал под ноги и пьяно улыбался. Все окна в его доме были тем­ ными, не горел свет и над парадной дверью. В холодном коридоре он безуспешно пощелкал выключателем и направился в гардеробную. Был час рассвета. В окне слева воздух сделался зеленым и стал бледнеть. Зеленый, призрачный и, казалось, неземной отблеск л еж а л и на зеркале. «Ты сегодня в смокинге»,— сказал он своему отражению и рассмеялся. К а ­ кой черт, в смокинге, если болтается вот эта штука. Он потрогал аксель­ банты, и в колдовском свете они шевельнулись, точно живые. Почему так трудно представить себя без погон, без расшитых рука­ вов и аксельбантов? Или всегда будет война, бессмысленная и ужасная рубка русских русскими? И бесконечные заседания следственной комис­ сии, патетика речей, молебны, отпевания, парадная шагистика англичан, чехов, японцев на Атаманской, на Дворянской, на русских улицах с русскими людьми и названиями. З ажи г а я в кабинете свечу, он припомнил, как в самый разгар пи­ рушки у Годлевского заснул, сидя на диване. Среди гостей была вдо­ вушка лет двадцати пяти, беспричинно веселая, наивная, которую по­ чему-то все звали Тошкой. Похоже, тот, кто всех выше, творил поначалу