Сибирские огни, 1977, №10

— Ах ты, паршивец этакий! Не заявлялся целых два дня и пожрать просишь? — Милостивая государыня, вы не правы. Я был занят.— И еще более проникновенно и учтиво: — Милостивая государыня, вы не правы, не правы. Иногда утверждают, 'будто собаки составляют великое множество самых разнообразных характеров, что и среди них бывают абстрактные жалостники, злючки, подхалимы, работники не за страх, а за совесть, грубияны и дипломаты... Воробьи живут от нас чуть дальше, чем собаки, но и к ним, надо думать, приложимо это утверждение. Наш воробей был воплощенной галантностью. ■— О, да тут сегодня царский стол! — ликовал он, подпрыгивая на несгибаемых ножках и стуча клювом по подоконнику.— Возможно, я смогу отведать еще и вот это? — При условии, если будешь прилетать исправно. Усёк? Д а не стучи так часто, торопыга! Никто тебя не опередит. Воробьишка ничего не слышал, он наслаждался. Но вот в руках Ка- фы появился карандаш. Гость опасливо стрельнул на него одним глазом, потом повернул головку и сделал то же самое другим. И все понял. — Это неверно! — завопил он.— Это неверно, делать меня натурщи­ ком. Д ожд ал а с ь бы, на худой конец, когда у меня отрастет хвост. С решетки он прощально чирикнул и, если не ошибаюсь, приподнял над головой шляпу. И тут же его не стало. Что значит все кавалеры мира в сравнении с этим пройдошливым з а ­ марашкой? Кафа морщила нос,' смеялась своему рисунку, а с листа, с тюремной решетки, набросанной мгновенными взмахами карандаша; воробьеныш говорил: «Здравствуйте!», а с другого-— прощально чирикал, з аж а в под крылышком щегольскую трость и чуточку приподнимая над головой круглую шляпу тарелкой. В детстве отец часто рисовал ей пряничную лошадку. Лошадка стоя­ ла боком на широких ногах, которые клиньями стекали к изящным ма ­ леньким копытцам, и удивленно т ар ащила большой круглый глаз. По ­ лучалась она • всякий раз одинаковая. Но девчонке это не докучало. И когда карандаш , протопав пунктиром все линии, предписанные скаку­ ну природой и искусством, начинал творить хвост, а хвост этот летел вдоль земли и был вдвое длинней самой лошадки, она забирала у отца рисунок и мчалась на улицу показывать ребятишкам. Сама, же ничего не рисовала. В кухне их дома, против двух спаренных окон, стоял верстак отца. Верстак был стар, его деревянный винт начинал крошиться,-но то, что. возникало с его участием, было молодо и красиво. Отец говорил, что хо­ роший столяр получается из оконной рамы. Если ты вычертил раму и связал без единой щели»и она, еще без клея, т ак ая прочная и т ак хоро­ ша, будто вырезана из цельного дерева, значит ты столяр. В вагонном цехе депо Корней Батышев (как и его три брата — Алексей, Константин и Василий) менял обшиву на пульманах, починял рифленые двери, пол­ ки, столики, что-то точил, подновлял, подклеивал, полировал и редко делал новое. Новое он делал дома. И чаще это были оконные рамы. Случалось, к отцу приходили господа: инженер в блестящих штибле­ тах, с брелоком на жилете тонкого сукна, в альяжная дама в боа, чинов­ ник. Они вносили с собой посторонний господский запах и оживление.