Сибирские огни, 1977, №10

Рюмка Мышецкого пуста, на голубом донышке темно-лиловая, поч­ ти черная ягодка. Он запрокидывает голову вместе с рюмкой, ловит ягодку губами. Кислинка приносит запах леса. Прихлынуло давнее, без­ мятежно тихое, дорогое. Он думает о ней и о себе в прошедшем време­ ни. Как странно, что он 'может думать о ней и о себе в прошедшем вре­ мени. Ведь только что могло случиться непоправимое. Могло и может. Нет, уже не может. Пальцы Мышецкого поискали на шинели нижнюю пуговицу, застегнули ее, потом застегнули следующую. Память вернула его, и он увидел себя входящим в эту комнату. Ключ делает один оборот, потом другой. Он стоит по ту сторону двери, отчетливо слышит этот по­ вторяющийся звук, но это не ключ, это курок. Взводимый курок. Почему- то дважды взводимый курок его пистолета. Владевшие им тогда чувства были чувствами убийцы. Он был готов стрелять в Глотова и, войдя, увидел страшное. Но это страшное почему-то убеждало в обратном. Я откушу вам нос! Господи, да это ж она! С ее зыбким, увлекающимся, до бестактности прямым характером. Мужское внимание приятно ей, это правда. Ей по душе ни к чему не обязывающий флирт, открытый и остроумный. И д аже почтительное старомодное ухаживание. Ее умиля­ ют склоненные над ее рукой погоны, трогает чужое волнение, снятый за квартал цилиндр. Но черту она знает. Зн ал а , сказать точнее, всегда знала. Я откушу вам нос! Браво, браво! •— Д а очнитесь же от своей летаргии, Глеб! Рюмку! Рюмку про­ шу,— требует через стол Глотов. — Я пас.— Мышецкий несколько мгновений глядит на своего ше­ фа и начинает расстегивать пряжки на портфеле.— Привез вам з а к а з а н ­ ную книгу. Или удобнее передать в прокуратуре? — Удобнее тут. Принимая томик, украшенный аппликацией бронзового минотавра, Глотов успевает заметить в руках поручика папку с кожаными з а в я з ­ ками. , — Секретные производства? Сколько, говорено не возить с собой. Сколько говорено. И, кажется, подлинное дело? — Нет, это рисунки. Что-то вроде еще одного вещдока по делу, ре­ шенному во всех инстанциях. —* Вещдок вдогонку? А ну-ка! — Это уязвит ваше самолюбие,— предупреждает Мышецкий.— Представьте злой шарж... Злой и дьявольски талантливый шарж на пол­ ковника Глотова. — Меня это не пугает. Самое неприятное, что отвела мне судьба на сегодня, уже плывет в прошлое. Мышецкий раскрывает сложенную вдвое папку из белого полукар- тона с рисунками Кафы. Перебрасывая разрозненные листы, он чему-то кивает, глядит на лист, на Глотова, снова на лист. — Вот...— говорит он, передавая Глотову рисунок в четверть листа, исполненный тушью. Беря рисунок в брезгливые холеные пальцы, Глотов какое-то время глядит в лицо Мышецкому: ждет новых слов. — Ничего талантливого,— заключает он, наконец, и возвращает рисунок Мышецкому.— Бездна ужимок и безвкусицы. — Но себя-то вы узнаете, надеюсь? — Узнаю, мой друг. — Я бы хотел... чувства художника побеждают меня... Разумеется, я не разделяю здесь желания посмеяться над вами, но манера худож­ ника отменна. — Докажите, голубчик.