Сибирские огни, 1977, №10

— Поручик Мышецкий,— говорит Глотов,— положение начальника, как известно, делает меня лицом, отвечающим за любое ваше реше­ ние.— Голос его обретает обычную крепость, воодушевление и бархат.— Как понимаю, вы прервали сессию полевого суда. Могу ли я знать, по­ чему? — Прошу прощения, господин полковник. Разумеется, я должен был начать с рапорта. — Что-нибудь произошло с подсудимыми? — Тиф. — Тиф? Х-хо, этот новоявленный судья, похоже, по-настоящему впрягается в нашу упряжку. Только вот однообразен в наказаниях да и казнит не только виновных. — Как, впрочем, и мы с вами. — Что-то новенькое! — прокурор глядит на своего заместителя вци- мательно и цепко.— Хотите выпить? — Д а .— Мышецкий выдерживает паузу и, подойдя к стрлу, подни­ мает уже наполненную рюмку на тонюсенькой голубой ножке. —И еще хотел бы ясности. — Да, да,— соглашается Глотов.— Почту за долг. Он косит взглядом на Варвару Алексевну, сидящую на табуретке в позе ребенка, которого сон уже опутал своими нежными тенетами, веки падают, а спать почему-то нельзя. Пышные ее юбки взбиты над коленя­ ми, а в опущенной и почти заснувшей руке туфелька. — Фи, а где вторая? — Надеюсь, вы поймете меня,— говорит Глотов тоном приятель­ ским и доверительным,— Мы были с Варварой Алексевной в скромном, несколько озорном концерте. Она захотела домой. И вот в ожидании .машины,..•— Жест, обводящий комнату.— А потом эта гроза, этот су­ масшедший ливень. — Глебушка, а вот и вторая! Госпожа Мышецкая вроде бы еще сидит на табурете, только вот пальцы ее, унизанные золотом и камушками цвета рыжего дыма, упира­ ются теперь в пол, а юбки заброшены на голову, и трудно понять, где и что. — Не следовало-давать дамам вина. Помните у Чехова? — спраши­ вает Мышецкий Глотова. — Помню, Глеб! — В голосе Глотова приглушенная враждебность: объясняться он не привык.— И если великодушие ваше освободит меня от дальнейших слов... Забулькало из графинчика, и в руке Глотова рюмка маньчжурского спирта с плавающими поверх пустыми темными ягодками брусники. — З а милых и верных жен! Глотов махнул рюмку разом, поддел вилкой веснушчатый пегий рыжик и, похрумкивая, смеется в лицо Мышецкому: — Я откушу вам нос! Знаете, откуда это? Мышецкий молчит. — Варвара Алексевна! — почти кричит Глотов.— Слышите? Я ж а ­ луюсь Глебу на ваше тиранство. И представьте, прелестнейшая? Он не за вас! Прелестнейшая стоит боком к зеркалу и маленькой горбатой гре­ бенкой отделяет от волос только ей видимую прядь, чтобы тут же сде­ лать из нее нечто волшебное, и это, нечто волшебное, подколоть шпиль­ кой к другой, столь же чарующей, пряди. Прическа должна быть длин­ ной, узел волос на затылке — тугим и тяжелым, как пшеничный сноп, а на шее интимнейшие завитушки. Вот такие... Рот ее занят шпильками, и оттого слова Глотова оставлены без внимания.