Сибирские огни, 1977, №10

рая обязана к уступчивости и должна делать, что скажут, и так, как скажут. ■— Оставьте меня! — говорит она твердо. И почти тут же: — Д а вы что, с ума сошли? — Сошел, моя прелесть. Кстати, двери на замке, и вы — моя добы­ ча. У, с-собака! Нет, это не галантнейший Глотов, исповедующий самое глубокое и предупредительное уважение к прекрасному полу. — Гав, гав! Я откушу вам еще и нос! Подумать только. Деликатнейшая госпожа Мышецкая вонзила свои жемчужные зубки в руку господина прокурора, а теперь грозится еще и откусить ему нос! Боже, что делает темнота! Глотов щелкает выключателем. Свет вспыхивает, и вся изысканность человеческих отношений, ко­ торую накопили люди за тысячелетия своей истории, вновь воцаряется в комнате. — По-видимому, я могу надеяться,— говорит Глотов серьезно, поч­ ти сурово,— что буду понят правильно, и ваши чувства меня не осудят. Мышецкая хмыкает и смеется: да, да, да. Она вновь милая кошеч­ ка, готовая поиграть опасностью, хотя и держится пока на удалении. 5 В дверь постучали. Глотов поднимается. Оборот ключа. И громкое, почти радостное восклицание: — А, милейший Глеб! Ну проходите, проходите! Из дверей на окно пахнуло набухшей от дождя шинелью. - Войдя в комнату, Мышецкий с неопределенной улыбкой жмурится на свет. Бледное, мокрое лицо. Плечи вздернуты, в левой руке бокастый портфель. По желобку ворота скатываются на погон светлые дробинки воды. — Глебушка? —- изумлению Варвары Алексевны нет предела. Собственно, одно лишь это простодушное, полупьяное изумление и выражает ее лицо, голос, разбитая спутанная прическа, суетливые дви­ жения. Она моментально срывается с турецкого дивана со своими шумя­ щими юбками и вот уже повисла на мужа, уткнувшись разгоряченным лицом, куда-то мимо его плеча. — К ак ты нашел меня? А? Мышецкий молча берет ее за руки. — Сердце — вещун,— не то спрашивает, не то утверждает Глотов и, обойдя стол, тычет вилкой в тарелку. — Все в п о р яд к е ?— спрашивает Мышецкий, поправляя на виске жены прядку волос. — Да , Глеб.— Она поправляет ту же прядку.— Голова кружится. — Домой теперь? \ — Д а , Глеб. Конечно, Глеб. Но ты ведь еще ни о чем не спросил меня. Спрашивай, Глеб. Ну, спрашивай же! — Лицо ее размыто и не­ счастно, губы нетверды.— А почему ты уставился на мои ноги? А, туфли! Вот дура! Я сняла их у дивана, я сейчас, Глебушка! Качнулась. И как-то боком пошла в сторону, покачивая руками, будто опираясь о воздух.