Сибирские огни, 1977, №10

Э т о— агент смерти, думаю я. И мне очень страшно. Хандра, дамская мнительность? Убейте меня, но это не стрелочник, это царь Кучум, т а ­ тарщина, ежеминутно готовая к ножу и к огню. Помню один из ваших перлов: вся мастеровщина, все рабочие красны от рождения. Я боюсь красных, но это еще полстраха. Я боюсь неопределенности. Боюсь хаоса. И это уже больше, чем страх. Кычака приговаривают к каторге, а гос­ подин Рамю покупает его у вас, как... как галошу. Кто же после этого мой враг? Рамю? Кычак? Вы? Простите, Николас, я не в себе. — Вам Могло бы помочь слово политика, моя прелесть. Знаете ли вы по-настоящему это слово? Умудренные опытом видят за ним вещи тонкие, многозначительные и д аже противоречивые. Глотов переводит улыбку с лица собеседницы на горящую бпичку и с той же улыбкой раскуривает сигару. — Слово, которое означает и подлое и святое, я знаю,— отзывается Варвара Алексевна.— Но что объясняет оно, как делит людей на таких и на этаких? Никак. Мне говорят: Кафа — твой враг, красные — твоя погибелр. Но кто же мои друзья, мои защитники? Те, что визжат при одном виде голых ножек? Это мои защитники? Не торопитесь говорить да, господин прокурор! Они присягали богу и людям, но это не защит­ ники. Это разрушители и устранители — нечто жестокое, темное, воло­ сатое. Вглядитесь! На их пиках живые головы ваших сограждан. — Мило! Очень мило! К форточке спешит нежное колечко дыма, меняющее свои очерта­ ния, как медуза. Возможно, к нему-то и обращены восхищения Глотова. — Мило? Вам нужны факты? Тогда берегитесь! Варвара Алексевна устремляется к двери и открывает ее. — Вон столик,— показывает она взглядом в темный коридор, про­ пахший стоялым запахом кавалерийских попон и карболки.— Д а по­ дойдите же поближе! Вон пианино, видите? Потом вешалка. И краешек стола с телефоном — говорят, это стол дежурного. Верно? Раз, два, три. У стола трое. Так вот тот, у которого на боку деревяшка... Д а глядите же, он еще чиркает спичкой. — Я наблюдаю вас в новом качестве, и мне грустно,— говорит Глотов. Решительным движением он прикрывает дверь и не сразу отпускает ручку. — Это у б ий ц а !— говорит Мышецкая.— Слышите, Николас, это убийца! — Каждый солдат — убийца, моя прелесть. Попробуйте, однако, взглянуть на вещи §ез красной ретуши. Ни я, ни гуманнейший Глеб, я думаю, не прибегли бы в подобной ситуации к крайним мерам. Но чув­ ство долга, как, впрочем, и чувствительность к обидам, различно у р а з ­ ных людей. Мальчишки не подчиняются приказанию начальника конно­ го разъезда. Он требует прекратить чтение листовки, наклеенной на з а ­ боре. Мальчишки дерзят. Задеты престиж и честь офицера и власти... — Убийца, убийца, убийца,— Мышецкая зажим ает уши руками. — Потом назначено следствие,— Глотов увлечен новым нежным ко­ лечком, которое, как и предыдущее, подражает медузе.— И если я найду... — Ничего вы не найдете! — Мрачная гипотеза. — Истина, господин прокурор. Беспощадная истина. Мгновенно лишенная теней комната наполнилась нестерпимо яр ­ ким трепещущим светом, и тотчас же кто-то на улице потащил по бу­ лыжинам глухо ворчащее кровельное железо. — Бог приближает грозу.— Мышецкая в тревоге оглядывается на i окно. J 4 . С ибирские огни № 10. •