Сибирские огни, 1977, №10

латанство и мистика? Беззаконие? Все стало другим, и я уже спрашиваю по-другому: разве это не присяга защищать жизнь, дыхание ребенка, р а з ­ ве это не гимн яви живой? Нет, конечно, нет! Ты встаешь в позу, ты не­ честен перед собой, Глеб! Вытянув далеко вперед прямые в коленях но!ги, Мышецкий ищет п а ­ пироской стоящую-на подоконнике пепельницу. Он учил меня смешивать краски, думает Мышецкий. Я смешивал краски и каждое его слово, улыбку, жест воспринимал, как откровение и озарение. «Когда себя сравню я с богом, мой гений молнией сверкнет». Эти слова за него и для него я писал не дыша, как молитву, он был для меня воплощением гения, который все знает и все .может. Но вот он в роли просящего: «Отставьте смертную казнь, Глеб!». И я вижу: он ничего не знает. Неведение в главном делает его слепым. Милостивый государь, Савва Андреич, разве ваше (как и мое) воображение может представить косаря, который поднял бы над лугом им же скошенную траву? Я не маг. Я только кошу, не больше. Д а и захочет ли человек, бездумно преданный России простить Кафу, фанатичку, от чужой, враждебной веры? Впро­ чем, есть. Это господин Глотов. Уже в ночь процесса он приказал оста­ вить открытой дверцу тюремной кареты. Кафа ока залас ь тет-а-тет со свободой, но заподозрила козни, и благоразумие вернуло ее за решетку. О, этот господин Ххо. Подстраивая побег при обстоятельствах загадоч ­ ных, невероятных, а потому и в высшей степени коварных, господин про­ курор з асыл а ет к большевикам микроб подозрительности, клетку рака. Свои ж е обвинят Кафу в измене, и свои же казнят ее. А сыщики, будто при вспышке магния, увидят все гнездо, и тогда разор и кара не пощадят ни одного красного. Мне неприятна эта уловка, от нее попахивает крап­ леными картами шулера, но если уж говорить начистоту, только такое освобождение и мыслимо для Кафы. И все-таки мне ее жаль. Вернувшись к столу, Мышецкий стучит' большими портновскими ножницами. Н а зеленое сукно в старых темных >пятнах вина ложатся га­ зетные вырезки: указы, приказы, грамоты, речи и декларации Колчака, сообщения его штабов о военных действиях, хроника. Открыв флакончик с гуммиарабиком , он наклеивает на страницу маленькую заметку: две строки из «Правительственного вестника»: «Советская власть переименовала г. Симбирск, родину Ленина, в город Ленинбург»1. В город Ленинбург, думает Мышецкий. Метаморфоза по Mfe-ньшей мере любопытна: города России приобретают немецкое звучание. А как Же в таком случае будет поступлено с Петроградом? Возврат к петров­ ской транскрипции: Санкт-Петербург? Или что-то другое на сей же манер? Наклеива я следующую заплатку, он припоминает, что письмоводи­ тель военной прокуратуры должен был положить ему в портфель ри­ сунки, изъятые у Кафы в день суда. Ленинбург, Ленинбург?.. Совдепия поворачивает к откровенной нрметчине. А что же Кафа , эта азиатка с гривой дикой степной лошади!.. Гло­ тов, Глотов! Он и не знает, конечно, что и его пошлое оригинальничанье может создавать порой нечто запоминающееся. Что же Кафа? Что малю­ ет, чему поклоняется? Как она ск азала ? Мне мое так же дорого, как и Ван Гогу его. Нда-с, милейший Глеб, вас, похоже, разбирает любопытство. Что ж, протянем руку к портфелю... 1 Утка, печатавшаяся в «Правительственном вестнике», официозе Колчака.