Сибирские огни, 1977, №10

— Значит, решили,— говорит Пахомов,-— завтра я встречаюсь с Годлевским и подкупаю его. Стоить он будет недешево. Но продается сей пан безотказно. — А где встреча? — У хироманта Никодимова. — А не явится он туда с казаками? — Мог бы, конечно. Но ведь за меня он ничего не получит. Тогда как за Кафу, за ее побег... Звон бренного металла... Пока, дружище. 3 Ночь перешла испятнанную огнями железнодорожную насыпь и вот уже плывет к океану в своем извечном бесшумном и торжественном марше. , Петухи кричат ей вдогонку сердито и сонно. Поручик Мышецкий сидит у стола в одной нижней рубашке. Рука с дымящейся папироской подпирает голову. Зеленая лампа, зеленое сукно. И чистый лист. «Великий Савва хлопочет за Кафу... Что это?» — спрашивает перо и ,, помедлив, снова тащит за собой фиолетовую ниточку. «Слепая отвлеченная жалость? Сострадание к молодости, которая гибнет? Тогда что же его тронуло в этой девчонке? Отчаянность, показ­ ное бесстрашие, язык улицы? «Поворотец, дай боже», «Старый ишак». Или то, что увидит каждый художник: глаза, живописные линии натур­ щицы? Савва не оболыневичился, конечно. Но он так глубоко забился в свое дремотное вегетарианское искусство, что не видит трагедии белого и красного. И место свое определяет не разумом, а чувством. А я стою один меж них, Молюсь за тех и за других. Предательство доброты! Подобно Касперу Хаузеру *, он беспомощно бредет в неведомом для него мире. Он и не думает, конечно, что проще­ ние Кафы стало бы в каком-то смысле и признанием ее идей, салютом красному движению». Мышецкий поднимается. На отдельном столике горит толстая свечка темного воска. Этот вто­ рой огонь в комнате—причуда хозяина. Он убежден, что запах оплывше­ го горячего воска, легкий треск фитиля, длинное напряженное пламя, да и печать старины — свеча не литая, а катаная — все это возбуждает и обостряет чувства и мысли. Лучше думается. И оттого, принимаясь за дневник, он всякий раз зажигает свечу. Щелкнули щипчики. Отделив вершинку фитиля, Мышецкий погружается у окна в гнутую венскую качалку ^ у с т а л о , глубоко, низко. Нельзя зажигать сразу три свечи, думает он, это к смерти. А если чья-то смерть нравственна? Нет, быть нравственной она не может. Но ведь может быть необходимой, смерть против смерти. В армейской груп­ пе Вержбицкого три свечи зажигают над смертным приговором. Если, вернувшись из совещательной, главный судья нашаривает в карманах зажигалку, в зале пропадают все звуки. Общий свет погашен, и над ру­ ками председателя, над листом приговора — зловещий трезубец, три языка пламени на чугунной ноге. Что это? Дешевая игра в ужасы? Шар- 1 Герой романа «Каспер Хаузер, или леность сердца» немецкого писателя Якоба Вассермана.