Сибирские огни, 1977, №10

напряженную непрерывную работу лавины всадников, стук колес, кон­ войного перед- глазами ,— все это подчинено задаче сделать ее добычей. Какое унизительное слово! Она глядела на конвойного, на его .тонкие азиатские усы, скобкой обегавшие пиявку рта, на подбородок, голый, как яйцо, и почему-то думала, что он выскоблен ножиком. Из-под век конвойного, вытянутых в линеечку, посвечивало тупое хмурое любопыт­ ство. З а всю дорогу он не ск азал ни слова, и все, что д елал ,— это с при­ свистом курил свою грубую, маленькую трубочку. Дым пах какой-то благовонной травкой, костром, степью. Половец! Чистый половец! И когда у тюремного вала, в пятидесяти шагах от ворот тюрьмы, казаки остановили лошадей и ^ут же повернули обратно, а конвойный сошел на землю и кому-то сказал : «Р ад доложить, господин полковник, все в по­ рядке», она удивилась, сначала русской речи конвойного, потом этому своему удивлению. •> И заметила — дверца полуоткрыта. Помешкала, сделала щель пошире. И кровь горячо и гулко толкну­ лась ей в горло: облучок пуст, свобода! Две затянутые тощие фигуры, дымя папиросками, беззаботно поднимались на крыльцо. Хлопнула дверь. И теперь уже совсем никого. Под ноги на землю фонарь кладет желтое пятно. Конфетная бу­ мажка картинкой кверху — каштановый петух, спесивый, как городни-' чий, с бородой, в бакенбардах. В детстве была примета: находка фанти ­ ка — к счастью. Хлестать по лошадям! Надо хлестать по лошадям! Гнать! Дико гнать! Уже тронула увязанные на облучке в толстый узел ременные вож ­ жи. И вдруг почувствовала над головой зловещую вкрадчивую тень, к а ­ кое-то дарение крыла. Подняла голову: небо бездонно и пусто. Ничто и нигде не движется. Но ожидание и напряжение, чья-то стерегущая, наблюдающая воля, казалось, были разлиты в воздухе, стояли за к а ж ­ дым предметом. Ловушка ,— решила она. Отпустят до первого угла, н а ­ летят стервятниками, изрубят и объявят: б ежала из тюремной кареты, убита по закону. Огляделась, постояла и, подобрав полы, стала взбираться по сход- цам в карету. » Усталые лошади шагом втащили карету в тюремный двор. Огней нигде не было. У входа в главное здание звякнуло железо о железо, и две «свечки», два конвоира, удивительно повторявшие друг друга движениями, худо­ бой, пшеничными усами и чубами, проводили Кафу в контору тюрьмы. — Нехорошо-с, барышня, нехорошо-с,— щерил в улыбке редкие з у ­ бы конторщик, ра звя зывая папку с бумагами .— Ж д а т ь заставляете. Поскреб перышком в крепкой шевелюре. — Ну, что ж, Петр Евдокимыч, с богом,— Поднял лицо на дежурно ­ го надзирателя.— Рост арестантки? — Высокий,— ответил надзиратель, обегая взглядом фигуру Кафы. Он сидел на стремянке у глухого громоздкого шкафа, до отказа з а ­ битого арестантскими делами, и, обняв согнутую в колене ногу, б л а ­ женно покачивался. •— Цвет волос? — Черный. Перышко поскрипело и затихло. — Видимые покровы волос черного цвета,— уточнил надзиратель и тоненько хохотнул, глядя на конторщика. Это была хорошо обыгранная непристойность.