Сибирские огни, 1977, №10

— Напротив? И д аже Репин в этой ситуации был бы казнен? — Похоже.— Мышецкий перевел дыхание.— К сожалению. Прин­ цип равенства людей перед законом. Иначе справедливость стала бы блудлива и ветрена, как гарнизонная потаскуха. — Спасите ее, Глеб. Ее бог — ваш бог. Мышецкий обратил к старому художнику удрученное хмурое лицо, но тут же отвернулся и снова накинул вожжу на облучок. — Мой бог — закон,— сказал он с усилием.— Может, это прозвучит громко, но я хотел бы, я хочу, я пытаюсь повторять закон каждым своим движением. Как и он, я причиняю зло во имя добра. Обвиняю и оправ­ дываю. Веру Засулич оправдал тот же закон, который сегодня осудил Батышеву. И там, и тут он прав. — Не отказывайте, Глеб! Я ваш учитель... , — К сожалению... к сожалению, в делах долга у меня нет учителя. Простите. И да позволено мне будет еще одно слово... Случаются об­ винители, скажем прямее, есть обвинители, настаивающие на казни из чувства жестокости. Это омерзительно. Это пещера. В требовании н а зна­ чить предел я признаю лишь зов разума. Я против этой меры, но она есть, и я убийца по необходимости. По необходимости и только по з ак о ­ ну... Надо полагать, вы квартируете у брата? Вот и великолепно! Я до­ ставлю вас к самому подъезду. 3 Вернувшись домой, Мышецкий прошел в гардеробную, заж е г свет. Шкаф. Туалетный столик. З еркало — огромный, безукоризненно чистый овал в резной раме. Рассеянно глянул на лоснящееся встревоженное лицо, медленно всплывшее в зеркальной заводи, на темноту в комнате за спиной, на л ам ­ падку дымчато-лилового стекла, на огонек, кроткий и теперь никогда не гасимый: этого хотел покойный отец. З а спиной, в комнате без хозяина, как и при его жизни, пахло богородской травой и все еще жил а иллю­ зия бога. Наверху же нещадно гремел рояль. Грешная, модная и по-солдатски ухарская мелодия. Чэм торгуешь? Мелким маком. С кем гуляешь? С австрияком,— с шутливой лукавицей вывел низкий женский голос. И так как в тоне его угадывалась игра, кокетливая усмешливость, обещание и обольще­ ние, Мышецкий понял, что жена его — это был ее г о л о с— в гостиной не одна. Поискал коробочку с пудрой, опахальце и принялся запудривать несносно блестевшие скулы. Наверху зазвучали хлопки. — Дивно! Божественно! — И тем ж е крепким, красивым барито­ ном: — Голубушка Варв ар а Алексевна. Вы и не помышляете, конечно, как много добавляет к вашим чарам этакое вот, ну... мальчишество, что ли, улица... «Ого! Мой главковерх у меня в доме,— подумал Мышецкий— И в такой поздний час!» »