Сибирские огни, 1977, №10

Удивила перемена во всем облике педа- гога-педолога. Он то обращался к дирек­ тору, бормоча выспренные слова, то бро­ сался жать руки смущенному Алексею Ивановичу, то гладил по головам не менее смущенных ребятишек. А молоденькая учительница, уложив, на­ конец, в изящную сумочку свой платочек, тоже подошла к Алексею Ивановичу: — Сегодня я впервые пожалела, что давно уже окончила школу! — Видимо, это и будем считать выво­ дом комиссии,— заявил директор и пер­ вым вышел из класса. — Что, съели? — выкрикнул Петька По­ пов, когда учителя ушли.— А ты еще каню­ чил,— обернулся он ко мне.— Божьему че­ ловеку каюк... Да наш Божий человек!.. Петька, наверное, хотел сказать, что Алексей Иванович — талант, что он педагог божьей милостью, что он вправе прене­ бречь какой-нибудь нудной инструкцией, наоборот, его практика, его педагогика может стать основой инструкций. Но Петь­ ка, как, впрочем, и все мы, в то время не знал таких слов. Он выразил свои чувства иначе — просто поднес к самому моему носу крепко сжатый кулак. Премудрая Крыса Онуфрий Совсем недавно произошла еще одна встреча со старыми рукописями. Заведую­ щая детской библиотекой села Калманка Зоя Порфирьевна Солодянкина переслала мне архив своего отца — тоже когда-то учителя нашей 22-й барнаульской школы. Сразу вспомнился первый день в школе, куда я пришел в пятую группу... Самое яркое, почти ошеломляющее впе­ чатление производит голос. Он принадле­ жит низкорослому, плотному, лобастому мужчине с рыжеватыми усами и неболь­ шой бородкой. Это даже не бас. Это бари­ тон. Но баритон необычайно пронзитель­ ный. Он легко покрывает все шумы, заставляет стихнуть ребят, до отказа за­ полняя собой просторную классную ком­ нату. — Ваш покорный слуга не далее, как сегодня, получил высокое назначение. Удостоен руководить вашей группой. Кре­ стили меня Порфирием, Алексеев сын. Ребята притихли, пораженные не толь­ ко голосом, но и всем строем речи. — К тому же, я буду преподавать у вас географию. Смею заверить, что имею на это некоторые права, поскольку являюсь членом Русского географического обще­ ства. Порфирий Алексеевич, по сути дела, не был педагогом. Он был рассказчиком. Мы чувствовали это и тогда, тем более, что однокашник Валя Уманец добыл где-то книгу П. А. Казанского «Конспективный курс географии для взрослых учащихся». Как недавно я уточнил, книга была издана в 1922 году в Барнауле. К сожалению, позже нигде не мог отыскать этот курс, но тогда мы читали его как сборник новелл. Тягу П. Казанского к новеллистике я особенно четко проследил сейчас, перечи­ тывая его рукописи. Он рассказчик, рас­ сказчик наблюдательный, нередко иронич­ ный и злой. Рассказ — не только жанр его прозы. К поэтике рассказа он тяготеет в фельетонах, стихах и даже пьесах. Уроки его представляли собой неболь­ шие, часто сюжетные новеллы на задан­ ную тему. В эти увлекательные новеллы Порфирий Алексеевич ухитрялся втиски­ вать уйму познавательного материала, не укладывающегося не только в рамки про­ граммы, но и вообще в рамки географии. Мы узнавали многое о жизни, быте, поли­ тике, экономике и, особенно, литературе той или иной страны. — Нафантазируйте себе,— начинал, на­ пример, Порфирий Алексеевич.—У каждо­ го из вас есть шапка-невидимка и ковер- самолет. Осталось только решить, куда лететь. Порфирий Алексеевич подходил к карте. — А не полететь ли нам, как говаривали в старину, во фряжскую землю, сиречь Италию: ведь известно, что все пути ведут в Рим. И мы вместе с учителем, невидимые, пе­ реносимся на Пьяцца Венеция, от которой лучами расходятся основные улицы италь­ янской столицы, забитые экипажами, авто­ мобилями, пешеходами. Здесь с нами происходит невероятное приключение. Один из нас теряет шапку- невидимку и сразу же попадает в поле зрения итальянской полиции. Он спасается в Колизее, прячется в теремах Демокли- тиана, наконец, попадает в необъятный со­ бор святого Петра в Ватикане. Приключенческая фантастика сочетается с глубиной и разнообразием сведений и обобщений. Никогда не выветрится из моей памяти урок — фантазия о родном городе. Порфирий Алексеевич рисовал бу­ дущее тогда одноэтажного, затерянного в песках Барнаула. Кварталы трехэтажных каменных домов, покрытые булыжными мостовыми улицы. В городе не один, а це­ лых два театра, несколько заводских клу­ бов, Дворец рабочей культуры. В каждой квартире — радиоточка. Вода сама идет в дома, как в Москве. В некоторых кварти­ рах даже ванные комнаты. До Москвы можно доехать за четверо суток и доле­ теть за один-два дня. В этой фантазии не было ни гигантов- заводов, ни многоэтажных зданий, ни ре­ активных самолетов, ни телевизоров, ни множества автомобилей, которые сейчас заполняют улицы города. Не было в ней даже асфальта. И все-таки она, фантазия, казалась нам необыкновенно притягатель­ ной. Но особенно любил Порфирий Алексее­ вич путешествия. Мы вели дневники воображаемых поез­ док, составляли путеводители и паспорта городов. Писали приключенческие и гео