Сибирские огни, 1977, №10

стить вперед себя танк комбата, чтобы защитить его от снарядов идущих следом T-IV. Коган угадывал намерение Березов ского и каждый раз, как только тот убав лял скорость, чтобы приотстать и оказать ся позади его «тридцатьчетверки», почти вплотную подводил машину, напирая на танк лейтенанта и заставляя его увеличи вать скорость. Когда это не помогало, Ко ган, стоя в открытом люке и не обращая внимания на снующие роем осколки и пу ли, яростно грозил кулаком экипажу Бере зовского, жестами показывая, что надо двигаться как можно быстрее. Их преследовали немецкие танки. Они шли вдоль автострады и снаряд за снаря дом посылали вдогонку двум советским машинам, не имевшим возможности отве тить огнем. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы с расположенной близ дороги высотки не ударили по фашистским танкам наши артиллеристы. Танки Когана и Березовского встретил возвращавшийся в штаб бригады от мото стрелков начальник политотдела Захаров. — Первый танк прошел мимо меня без остановки,— рассказывал впоследствии Бо рис Иванович..— Второй, с перекошенным стволом, остановился. В открытом люке стоял Коган, но я его поначалу не узнал. Все лицо его было в крови. «Ты ранен, от правляйся в медсанвзвод»,— говорю ему. «Мне там делать нечего,— отвечает.— Я с этими гадами сегодня еще довоевать дол жен...» Он повернул танк и умчался к де ревне Ивники, где вместе с пулеметным взводом оборонялись два танка батальона. На полпути к Ивникам танк Когана пере хватили прорвавшиеся в тыл бригады два T-IV. Не имея возможности вести огонь, Коган приказал механику-водителю манев рировать, чтобы, уклоняясь от снарядов, заманить вражеские танки к высотке, где были наши артиллеристы. Это ему удалось. Артиллеристы поняли, что к чему, и быст ро поймали на прицел машины гитлеров цев. Но один из немецких танков сделал выстрел на несколько мгновений раньше. Снаряд пробил броню «тридцатьчетверки», и внутри башни громыхнул взрыв... Когда в канун 24-й годовщины Октября бойцам, командирам и политработникам 18-й танковой бригады вручали правитель ственные награды и над строем прозвучала фамилия капитана Когана, показалось: вот сейчас откликнется Григорий Самсонович, четким, упругим шагом подойдет к члену Военного совета армии и через минуту вернется на правый фланг с орденом Лени на на груди... Но Когана уже не было среди нас. Пропал без вести командир полка под полковник А. Г. Курелин. Не стало комис сара полка А. Л. Иванова. В разгар боя он решил пробиться к нашему батальону. Он' не предполагал, что в тыл полка могут просочиться группы немцев. На одну из них Алексей Лазаревич и натолкнулся при подходе к Крутицам. Гитлеровцы решили взять его живым, еще не зная, что встре тился им не рядовой боец, а комиссар — один из тех людей, кого они особенно лю то ненавидели и еще сильнее боялись. «Эй, рус! — закричали они издали'.— Моск ва капут! Сдавайсь!» Старший политрук Иванов полоснул по фашистам из автома та. Немцы открыли ответный огонь. Алексей Лазаревич отполз от дороги, втиснулся в неглубокую канавку и вновь послал очередь в мельтешащие впереди фигурки немцев. Оттуда опять: «Рус, сда вайсь!» Комиссар полка отвечал им свинцом. Но вот опустели диски, в пистолетной обойме осталось два патрона. Резким хлопком прозвучал выстрел, и эсэсовец смаху шлепнулся на дорогу. Теперь — по следний патрон... Он уже поднял пистолет к виску, но судьбе было угодно продлить его жизнь еще на несколько часов. В тот. самый момент) когда старший политрук Иванов тронул пальцем спусковой крючок пистолета, раздалась близкая автоматная очередь. Очнулся Алексей Лазаревич в каком-то сарае. Первое, что он услышал, были сто ны. С трудом разлепил веки, увидел лежа щих вповалку на мокром полу бойцов. Многие были ранены. Из-за неплотно при крытой двери доносилась чужая речь, слы шался громкий самодовольный смех. Значит, плен... Попробовал встать, но острая боль в ру ке опять опрокинула его в забытье. Потом в сарай вошел краснорожий эсэ совец. Равнодушным взглядом окинул ра неных советских бойцов и, выставив перёд собой указательный палец, сказал: «Пук, пук! Стреляйт!» И загоготал. «Сволочь!» — послышался чей-то голос. «Вас?» — насто рожился эсэсовец. Он не понял смысла слова, но догадался, что сказали ему что- то оскорбительное. «Показал бы я тебе, рыло фашистское, если бы не осколок в ноге», — сказал тот же боец. Эсэсовец те перь заметил его и стал пробираться в угол сарая. Он не счел нужным обходить лежащих на его пути раненых, он пер на пролом, наступая коваными сапогами на распростертые тела. «Не смей! — собрав в себе силы, крикнул эсэсовцу старший по литрук Иванов.— Не смей, мразь!» Крик получился тихий — во рту все спеклось от жажды, но эсэсовец его услышал. Изобра зив на свекольном лице удивление, он по дошел к Иванову, постоял над ним и с си лой ударил его ногой в живот. Комиссар охнул, припал к земле, но тут же сделал усилие подняться. Второй удар опрокинул его навзничь. Затем эсэсовец в бешенстве схватил его за раненую руку и потащил к выходу. Ватник треснул, на открывшемся рукаве гимнастерки фашист увидел пяти конечную звезду. «О, комиссар!» — опе шил гитлеровец и кинулся прочь. Через несколько минут в сарай ввали лась целая толпа гитлеровцев во главе с офицером. Они кинулись на старшего по литрука, стали бить его, пинать сапогами. Потом сорвали с него одежду, выволокли на улицу и бросили в стылую дорожную грязь. Офицер взял документы комиссара, брезгливо морщась, открыл партийный би лет, прочитал по слогам: «И-ва-нофф...» Гитлеровский выкормыш не мог знать, что на таких вот Ивановых вся наша Россия