Сибирские огни, 1977, №10

боле шнура, протянутого от стены к стене, качнулись тени, все сдвину­ лось и все вернулось на свое место: судейское возвышение из горбылей, судьи, шеренга валетов за их спинами, оружие, башлыки. . — Спокойствие, господа, спокойствие! Председатель поднимает над головой руку в шевронах с непрерыв­ но звенящим медноголосым колокольчиком. Лицо его, розовое лицо ста­ рика и младенца, обращено к подсудимым, и оттого, что оно обращено к подсудимым, а колокольчик звенит непрерывно, громко, долго и про­ сительно, не требует, а молит, все видят,— это растерянность. — Спокойствие, господа! Призываю к спокойствию и докладываю. Это уже другой голос. От входных дверей к судьям двигается, выставив перед собой уз­ кую ладонь, комендант суда, обряженный, по случаю особоц важности процесса, в мундир императорского гренадера. — Кто? Где? — торопится с вопросами председатель. — Холостой выстрел из самодельной пушки, господин полковник. Стрелявший пока не установлен. — Где, где, спрашиваю? — В двадцати шагах северо-западнее, простите, юго-западнее... Императорский гренадер так и не успевает поставить пушку, где надо,— гаснет электричество. В пакгаузе повисает тишина. Теперь све­ тит только проем наружной двери с его празднично яркой луной, с на­ мытыми дождем зелеными и красными фонарями на путях. Минутное колебание, и толпа, нечто громадное и темное, ярясь и медвежковато ворочаясь, молча накатывается на выход. Ойкнула женщина. — Пе-тень-ка!..— захлебнулась леденящим вскриком другая. '— Ни шагу с места! Приказываю! Голос высокий, почти бабий, резкий, привыкший повелевать. — Генерал! — шепотом в толпе. И тот же голос — высокий и резкий — теперь уже с другого места. — Приказываю! Господам офицерам, казакам, солдатам, почтен­ нейшей публике оставаться на своих местах. Команде у дверей — пол­ ная свобода в выборе мер для пресечения беспорядка! Полковому ар­ тельщику подать свет от запасного аккумулятора! Мелькнул где-то у судейского столика огонек, мазнул желтым по стенам, запрыгнул на стол и уселся на свинцовую бобину аккумулятора. Несмотря на тьму, судьи довольно прытко скатились со своих горбылей, и сейчас на возвышении маячит лишь одна плоская фигура в кошмовой осетинской бурке. Генерал Гикаев, начальник Городищенского гарнизона. Длинная треугольная тень его качается, ходит по меловой стене. Гикаев замер, нахохлился, не способный осмыслить внезапную переме­ ну: в воздухе колышутся листовки. Толпа, отпрянувшая от входа, стоит как завороженная. Все лица обращены к потолку, к чердачному люку, к площадке с соффитами. Откуда? — Листовки не поднимать! — приказывает Гикаев,— Не прятать по карманам, не выносить! Команде у дверей обыскивать при выходе каж ­ дого подозрительного. Француз с брюшком Наполеона все еще торчит на проходе. Всплес­ нув нитяными лапками, он ловит красный листок и, поискав подпись, тычет в нее пальцем: < \ — Переведите, поручик! Кто это? — Жанн а Д’Арк, господин майор,— насмешливо и подобострастно улыбается переводчик и кивает в направлении Батышевой,— Честь имею! — Она? Тут стоит ее имя?